– Это чивой-то?
– Одно из двух: сюрприз или бомба, – ответил Гуров.
– Бомба иногда тоже может стать сюрпризом, – резонно возразил Крячко. – Вскроем?
Гуров кивнул.
– Валяй. А я пока под стол спрячусь.
Но не спрятался, а помог другу отвинтить крышку микрохолодильника. Внутри контейнера действительно лежал изрядный кусок мяса. Крячко внимательно оглядел его.
– Говядина, – определил он. – Мраморная. Кило на пять потянет. Хороший кусочек. И что ты собираешься с ним делать?
Гуров сделал вид, что задумался.
– Одно из трех: съесть, продать или выбросить. Я склоняюсь к первому. И, поскольку Мария на гастролях во Франции, предлагаю: двинем ко мне и зажарим.
Крячко покачал головой.
– Такое мясо самому жарить – профанация вкупе с вандализмом. Надо Георгию позвонить. Мы к нему в «Пацху» летом заходили, помнишь? У него и посидим. Поехали прямо сейчас.
До «Пацхи» они добрались быстро. Когда-то это было обыкновенное кафе-стекляшка. При новой власти его застекленные витрины заложили кирпичом, а снаружи оплели плетнем. Собственно, само слово «пацха» по-русски и означает «плетень».
Хозяин заведения Георгий был когда-то поваром. Теперь он иногда вставал к плите, но только в исключительных случаях. Таких, как сейчас. Открыв контейнер, Георгий зацокал языком от восхищения:
– Вах! Какой мясо! Пэрсик, а не мясо! Сейчас сам займусь. Как прожаривать будем? Такое мясо грех усушивать. Только с кровью!
– С кровью, так с кровью, тебе виднее, – не стал возражать Гуров.
Георгий посадил гостей в дальнем углу, принес глиняный кувшин «Хванчкары» и холодную закуску: сациви, вяленую бастурму, сулугуни и целую охапку зелени.
– Третий прибор тащи, посиди с нами, – пригласил Гуров.
– Кушайте пока, я мясо приготовлю, тогда и посидим, – отозвался хозяин и ушел.
Гуров разлил вино по глиняным стаканам. Для начала он рассказал Станиславу про фотографию Фердыщенкова и связанную с ней интригу. И что отношение властей к расследованию будет во многом зависеть от того, был покойный другом президента или не был. Или заставят носом землю рыть, или прикажут спустить на тормозах. Это придает розыску преступника непредсказуемое направление.
– Боюсь, впереди нам предстоит напряженный и творческий мартышкин труд. Да и самого фигуранта интриги больше нет, – закончил свое повествование Гуров.
– Я в курсе, – поддержал шутку Крячко. – Говорят, он умер.
– Ты не понял, я говорю серьезно. Фердыщенкова вообще больше не существует. Тело сожгли.
Крячко поперхнулся вином.
– Иди ты! Правда, что ли?
– Мирский так сказал, – пожал плечами Гуров. – И у меня нет оснований ему не верить.
Крячко покраснел от возмущения.
– Но это же прямое вредительство! Кто разрешил?
– Никто и не спрашивал разрешения. Сожгли, и все. Так что работать придется без тела. А нет тела – нет дела. Выходит, Петр кругом прав. Прилетаем на место, по-быстрому закрываем расследование – и домой.
Крячко отнесся к предложению друга крайне легкомысленно.
– Никаких проблем. Сгоняем туда и обратно, только и делов.
Тут беседу прервало появление хозяина ресторана с блюдом ароматнейшего дымящегося мяса. Сыщики встретили его с радостным энтузиазмом.
– Присаживайся скорее, – Гуров налил вина Георгию. – Как тебе продукт?
– Вах! – Георгий в знак восторга поцеловал кончики сжатых пальцев. – Честно скажу – нечасто такое мясо встречаю. Да, такую скотину умеют только в Аргентине выращивать.
Гуров снисходительно улыбнулся.
– Вот и не угадал. А скотинка-то наша, отечественная.
Георгий так расстроился, что даже вино пить не стал, стакан на стол поставил.
– Э, слушай, не может такого быть! Я всю жизнь с мясом работаю, могу отличить продукт не глядя, только по одному его запаху.
Крячко вяло кивнул.
– Подумаешь, я тоже могу. Например, тухлое от свежего.
– А я свежее от свежего отличить могу! – горячился Георгий. – Головой отвечаю, это чистая Аргентина! Мраморная говядина, «Черный Ангус».
Гуров успокаивающе похлопал горячего хлопца по плечу.
– Расслабься, Георгий. Мясо наше. Могу сертификат подвезти. Вот, дожили, научились кое-чему. Не токмо лаптем щи хлебаем. Нет, сама скотинка, может, и аргентинской породы, но паслась и забита в нашей Раше. На комбинате «Агронавт».
– Серьезно? – Георгий все еще не мог поверить сказанному.
– Сто пудов.
Хозяин развел руками.
– Ну, Лев Иванович, если бы я тебя не знал или от кого другого услыхал, то подумал бы – розыгрыш или провокация. Дай-ка по старой дружбе адресок этого комбината.
Гуров взялся за стакан с вином. Мясо ели молча, закусывали зеленью. Говорить во время поглощения такого блюда было бы кощунством. Если и случались перерывы, то лишь для того, чтобы выпить. Только после окончания еды разговор за столом возобновился.
– Мы с господином полковником Крячко завтра на этот комбинат в командировку летим, – сообщил Гуров хозяину. – Там на месте и обмозгуем, как тебе прямые поставки наладить.
– Вот спасибо, дорогой! – расцвел Георгий. – Да за такое дело вы со Станиславом у меня самыми дорогими гостями будете!
Гуров покачал головой:
– Достаточно, если будешь принимать нас как простых ВИП-персон. Помоги лучше до дому добраться, а то мы тут у тебя немного набрались.
Георгий отправил с сыщиками своего человека, который на машине Гурова развез их по домам и вернулся обратно на такси. От денег категорически отказался. Правда, большая часть мяса осталась ему.
Перед тем как расстаться, Крячко с печалью заметил Гурову:
– Георгий тоже моего отчества не знает. А твое знает.
И, сокрушенный, скрылся в своем подъезде.
4
Вечером того же дня далеко от Москвы, в Мясникове, городской отдел милиции затаился в тревожном ожидании и тщетной надежде. Как свинарник перед Новым годом – авось пронесет.
Начальник городского отдела полковник Павел Федорович Балашов чувствовал себя женихом на чужой свадьбе. То есть когда морду пока еще бить не начали, но ждать осталось недолго.
Перед полковником сидели задержанные по подозрению в убийстве господина Фердыщенкова работники склада № 13 Анатолий Катин и Иннокентий Филимонов. Лучших кандидатов на роли убийц невозможно было бы заполучить даже путем клонирования.
Но при этом полковник Балашов прекрасно понимал, что судьба обоих подозреваемых будет решаться не в его кабинете, не в прокуратуре и даже не в городском суде, а высоко наверху. Так высоко, куда ему, полковнику Балашову, не то что доступ заказан, но и подглядывать запрещено. И если там у них наверху что-то пойдет не так, то козлом отпущения сделают самого Балашова. Поэтому полковник глядел сейчас на арестованных с пониманием и состраданием. Впрочем, им от этого легче не становилось.
– Ну что, душегубцы, сами признаемся в злодейском преступлении или придется вас уговаривать? – поинтересовался Павел Федорович с добрым ленинским прищуром.
Конечно, добровольное признание, полученное без всякого принуждения, решило бы многие вопросы. Только где ж его возьмешь-то – без принуждения? А с другой стороны, любой дурак знает, что у нас в милиции не бьют. Дилемма, блин! Слово иностранное, по-русски значит – куда ни кинь, все равно не докинешь.
Душегубцы помалкивали и признаваться не торопились. Зачем же выполнять за мента его работу? Они вообще на полковника не реагировали. Типа – комеки. Ну, это те, которые в коме. Может, со страху, а может, просто от огорчения. Потому что не повезло. Оказались не в то время не в том месте, да еще в отягчающем состоянии алкогольного опьянения.
Конечно, взяли их чуть ли не с поличным. Но только «чуть» ни в Москве, ни в Мясникове за доказательство не считается. Любой малограмотный адвокат эту версию разнесет в жидкий пух и щепки. Потому что у следствия не факты, а сплошные предположения.
Следователь городской прокуратуры Светлана Александровна Загорская тоже присутствовала в кабинете Балашова. Несмотря на молодость, она целиком разделяла взгляды старого опера. Когда ее наставник, опытный прокурорский следователь-важняк Вершинский, вдруг неожиданно, в самый неподходящий сезон, ушел в отпуск, а прокурор города Редько поручил дело об убийстве Фердыщенкова именно ей, вчерашней стажерке, она сразу догадалась, что из прокуратуры ее, считай, уже уволили. Поэтому и не переживала особенно. Но, конечно, и не радовалась.