Психология надежды. Оптимизм и пессимизм - Ильин Евгений Павлович

Евгений Ильин

Психология надежды: оптимизм и пессимизм

Предисловие

«Надежда – мой компас земной…» – поется в известной песне. Надежда на светлое, счастливое будущее придает человеку силы. По Э. Фромму, надежда как основная характеристика бытия направлена на активное преобразование человеком и обществом «земной» реальности в направлении ее «большей жизненности».

Роль надежды выражена в поговорке «Надежда умирает последней». Действительно, без надежды жизнь теряет смысл. Поэтому не случайно в зарубежной психологии этому феномену посвящено много публикаций. К сожалению, отечественная психология проблеме надежды уделяет мало внимания.

Надежда связана с оптимистическим ожиданием положительного результата, поэтому рассмотрение ее в психологии без обсуждения проблемы оптимизма (и его противоположности – пессимизма) делает его неполным, незавершенным.

Проблема оптимизма—пессимизма в восприятии прошлых, настоящих и будущих событий, несмотря на ее практическую важность, привлекла пристальное внимание ученых тоже лишь в последние десятилетия. Как результат, согласно данным портала «PsycInfo», в зарубежных психологических журналах ежегодно публикуется более ста статей, в которых так или иначе рассматривается термин «оптимизм».

Эта проблема – проблема оптимизма—пессимизма – является междисциплинарной и интересует философов, социологов и психологов. Однако ее рассмотрение оказалось оторванным от психологии надежды. Это довольно странно, так как изучение диспозиционного оптимизма—пессимизма, то есть позитивной или негативной оценки будущего, непосредственно связано с феноменом надежды или безнадежности. В данной книге я попытался устранить этот разрыв.

В книге имеются два раздела. Первый посвящен рассмотрению различных аспектов психологии надежды, второй – изложению вопросов, касающихся оптимизма—пессимизма: это и отношение ученых к этим феноменам, и подходы к изучению оптимизма—пессимизма, и факторы, влияющие на проявление оптимизма—пессимизма, влияние оптимизма и пессимизма на психологическое и физическое здоровье, а также их проявление в различных сферах жизни человека. Рассматриваются также различные способы повышения оптимизма и избавления от пессимизма, приводящего к депрессии и нарушению психологического и психического здоровья.

В конце книги приведен обширный список отечественной и зарубежной литературы по рассматриваемой теме, а также методики изучения надежды и оптимизма—пессимизма.

Введение

Надежда как явление рассматривалась еще в античные времена. В одной из поэм древнегреческого поэта Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.) рассказывается, что Пандора, созданная богами для отмщения людям, получившим от Прометея огонь, не только выпускает из сосуда несчастья, ненависть, пороки и болезни, но и закупоривает сосуд, оставляя на его дне надежду, тем самым лишая человечество последней отрады.

В античные времена часть мыслителей отрицала значимость надежды, понимая ее как иллюзию, добровольный самообман, могущий привести человека в отчаяние. Судьба человека представлялась предопределенной, следовательно, не было места для надежды что-либо изменить в своей судьбе. Однако единства взглядов на значение надежды в то время не было. Из представления об иллюзорности надежды не всегда делался вывод о том, что она является злом; выступая в роли утешения, надежда, хотя и не способна отвести удары судьбы, но может избавить человека от страдания в ожидании неизбежного. Другие мыслители (стоики) утверждали, что обманчивая надежда ведет к отчаянию, в то время как главное для человека – сохранить мужество перед лицом любых ударов судьбы.

По Платону (1994), у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные и достижимые, у дурных и неразумных – ложные и несбыточные. Таким образом, для Платона надежда – это положительная ценность, справедливая награда за добродетельную жизнь. Аристотель, ученик Платона, считал, что надежда увеличивает уровень социального доверия.

Положительное значение надежды в Античности проявлялось и в том, что она символически изображалась на монетах, а в Древнем Риме существовало ее культовое почитание.

В христианстве надежда тоже трактуется как положительная ценность. Хотя допускается, что объектами надежды могут быть различные блага (в том числе материальные), в ней усматривается знак принадлежности человека не к земной жизни, а к вечности; ее основное содержание – упование на справедливый суд Христа и спасение (мессианская надежда). В таком качестве надежда рассматривается как одна из основополагающих добродетелей наряду с верой и милосердием.

В христианской традиции надежда выступает одним из семантических центров триединого комплекса универсальных человеческих ценностей: Вера – Надежда – Любовь. Согласно апостолу Павлу, надежда «для души есть как бы якорь безопасный и крепкий», «твердое утешение» (Евр., 6, соотв. 19 и 18). Христианская надежда, однако, подчас принимает пассивную форму, что видно из названия одного богословского трактата: «Указание пути к спасению: смирение, ненадеянность на себя и надежда на Бога» (Екатериновский П., 2001). Не случайно А. С. Пушкин заметил, что русский бог – это «авось». В то же время у нашего народа есть поговорка: «На бога надейся, а сам не плошай», заимствованная, впрочем, из Талмуда, и призывающая не полагаться на чудо (а для русского человека что «чудо», что «бог» – едино).

Понятие «надежда» занимает существенное место в моральной философии И. Канта. Для него вопрос «на что я смею надеяться?» – один из трех важнейших вопросов философии (два других – «что я могу знать?», «что я должен делать?»). Совершенное осуществление добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья непостижимы разумом и могут быть предметом лишь надежды. Но надежда не может быть, по Канту, нравственным мотивом: в качестве принципа деяния она разрушительна для его моральной ценности.

В современных рассуждениях о надежде в разных философских контекстах переосмысливаются античные и христианские представления. Одни философы отождествляют надежду с иллюзией, рассматривают ее как предлог уйти от решения жизненных дилемм в мир грез (А. Камю) и противопоставляют ей безнадежность как отсутствие всякого обмана. Единственный путь для человека, осознавшего наконец свою принадлежность абсурду, состоит в жизни без надежды на понимание и на спасение, которая всегда тождественна иллюзии. Другие философы признают надежду необходимой и весьма эффективной движущей силой развития как в личностном, так и социальном, историческом и даже космическом аспектах (П. Рикер, Э. Блох, Э. Фромм), но подходят к пониманию этого с различных позиций. По мнению Рикера (1996), адекватное понимание надежды возможно лишь в теологии и философии, он связывает понятие надежды с понятиями воскресения и свободы. Познать воскресение Христа – значит приобщиться к надежде на воскресение из мертвых.

Э. Блох (1991) при создании философии надежды опирался на учение К. Маркса, которое само по себе считал актом надежды на том основании, что в отличие от предшествующей философии, ориентированной в прошлое и исходящей из реализованности идеала совершенства, марксизм ориентирует на достижение универсального совершенства в будущем.

Э. Фромм рассматривает положительную ценность надежды во внерелигиозном контексте, возражая против отождествления ее с иллюзией. Он особо подчеркивает укорененность надежды в настоящем. Объектом надежды, по его мнению, является состояние бытия. Надежда требует действовать и добиваться достижения целей. Увязывание надежды с настоящим делает ее более действенной еще и потому, что уберегает от другой формы отчуждения – игнорирующего реальность авантюризма.