– Ну, в общем-то, вы правы… – Штыров сокрушенно вздохнул. – Есть такая беда. Без конца любоваться своей коллекцией в одиночку однажды надоедает, хочется показать кому-то еще. Правда, иногда это приводит к не очень хорошим последствиям…
– Совершенно верно! – Степанов говорил, покачиваясь взад-вперед. – А Платон, насколько я смог его понять, всегда был «себе на уме». Он просчитывал каждое свое действие на несколько шагов вперед. И нас он – в этом вы совершенно правы – пригласил лишь для того, чтобы – да, произвести впечатление. Кстати, я не слышал, чтобы кроме нас двоих он приглашал кого-то еще, так что в его квартире – я в этом уверен! – человек случайный, способный причинить ему вред, оказаться никак не мог. Наверняка его кончина или естественного порядка, или… или к этому причастен кто-то из его близких.
Как далее поведали коллекционеры, в их среде излишняя демонстративность не приветствуется. Впрочем, излишняя закрытость тоже не в фаворе – она воспринимается как признак ярого жлобства. То есть в этом смысле Платон Зубильский из общей массы своих коллег заметно выделялся.
А еще, по их словам, у него, в отличие от многих других, имелось какое-то особое, почти инстинктивное чутье на подлинные редкости и ценности. Кроме того, он каким-то неведомым образом всегда точно знал, где, что и почем, однако держал эту информацию строго при себе, ни с кем ею не делился. Более того, даже если на его глазах кто-то из новичков делал напрасную покупку, он никогда и ни при каких обстоятельствах не пытался предостеречь от пустой траты. За это его некоторые очень даже недолюбливали.
Особую неприязнь к нему питал некий Виталий Аринин, молодой коллекционер, специализировавшийся на редких образцах холодного оружия. Однажды в присутствии Зубильского ему «втюхали» новодел кинжала под видом старинного подлинника. Платон, заведомо зная, что Виталия «разводят, как лоха педального», об этом даже не намекнул. Когда Аринину стало известно, что его «раритет» сработан в современной сувенирной мастерской, специализирующейся на подделках, он в сердцах пообещал всю свою коллекцию «апробировать» на излишне черством коллеге.
– Но только вы ничего такого не подумайте! Виталий к смерти Платона Модестовича абсолютно непричастен! – спохватившись, поспешил заверить Штыров.
– Я и не думаю, – заверил его Гуров. – Но телефончик у вас все же попрошу. Вдруг не только он один питает к усопшему такие вовсе не позитивные чувства?
В этот момент к ним подошла Тамара Серафимовна с листом бумаги в руке.
– Вот, изобразила, как смогла… – смущаясь, сказала она.
Взглянув на ее рисунок, Лев удовлетворенно кивнул – неизвестного старший менеджер изобразила вполне сносно. Чувствовалось, что она не напрасно получала первые места на школьных конкурсах. И здесь, в карандашных штрихах, Гуров вдруг обнаружил нечто узнаваемое. «Блин! – внутренне удивился он. – Уж не Рефодина ли он напоминает?!»
– А нам можно взглянуть? – попросил Роберт Степанов.
Повертев рисунок, оба коллекционера неожиданно сообщили, что этого человека они определенно где-то уже видели.
– Мне кажется, этого типа я мог видеть в антикварном магазине «Раритет-Ворлд», на Тихоновской, – кстати, Платон там тоже не так уж редко делал свои покупки.
– И вот еще… Здесь несколько номеров телефонов, которые вам могут пригодиться. – Развернув рисунок обратной стороной, Тамара Серафимовна показала выписанные в столбик мелким, почти бисерным почерком номера сотовых.
Добавив в этот список номера Степанова и Штырова (заодно не забыв и про номер самой Тамары Серафимовны), Гуров всем им раздал по визитке, заручившись обещанием немедленно позвонить ему, если вдруг будет замечен неизвестный, изображенный на рисунке. Напоследок, уже собираясь уходить, он спросил про изваяние Будды, хранящееся у Зубильского, – не здесь ли оно было приобретено? Старший менеджер, недоуменно пожимая плечами, пояснила, что подобный раритет ей совершенно не знаком и в «Тиара-голд» на торги никогда не выставлялся.
Глава 4
Когда Лев вышел на улицу, времени до обеда оставалось еще не менее полутора часов. Но тем не менее он уже ощущал, что неплохо бы малость подкрепиться. Ну, хотя бы чашкой кофе со сдобной булочкой. Оглядевшись, Гуров увидел на другой стороне улицы, наискосок от себя, небольшое кафе, встроенное в угол жилой многоэтажки. Скорее всего, какой-то предприниматель выкупил обычную квартиру, переоформил ее в производственный объект, и теперь там мини-кафешка на достаточно бойком месте, приносящая своему создателю пусть и не запредельный, но вполне стабильный доход.
Получив на раздаче кофе и булочку, Лев расположился за столиком в углу, озирая интерьер этого, в принципе, вполне уютного заведения. Посетителей было немного – человек восемь, преимущественно студенческого возраста. Кто-то скрашивал свой поздний завтрак (или ранний обед?) беседой с приятелем, кто-то пролистывал конспекты… Неожиданно с грубым стуком дверь заведения резко распахнулась, и на порог ступил крупный детина с квадратным лицом и в черной майке, обтягивающей его мощные плечи. На груди «квадратного» был изображен какой-то зверь из семейства кошачьих с надписью на английском: «I’m a predator» («Я хищник»). Следом за ним вошел еще один, тоже в черной майке, с надписью на русском «Ну, че, познакомимся?». Этот был не столь широким, как его приятель, но ростом повыше, с жилистыми, крепкими руками.
«С понтами» заказав девушке на раздаче «че-нить пожрать», «хищник» взял поднос с тарелками и, подойдя к столику у окна, за которым мирно беседовали двое типичных «ботаников», пренебрежительно процедил:
– Ну-ка, шкеты, брызнули отсюда!
– Извините, но здесь полно свободных мест! – растерянно возмутился один из парней.
– Ты че, тупой? – вступил в разговор приятель «хищника». – Живо смылись оба! А ты чего вылупился? – зло проскрипел он, в упор глядя на Гурова.
– Да интересно посмотреть на дешевых зазнаек, – негромко обронил Лев, не скрывая иронии. – Вы так классно выеживаетесь, так круто рисуетесь… Наверное, еще ни разу не получали хороших «кренделей»?
На какое-то мгновение оба бузотера словно потеряли дар речи.
– Ты че, борзой, что ль, в натуре? – Выпучив глаза, «квадратный» поставил свой поднос на свободный столик и, набычившись, двинулся в сторону Гурова. – Тебе че, хлебало, что ль, набок своротить? Учти, фраерок, я чемпион Москвы по боям без правил. Понял?
– Чемпион по боям – это хорошо! – усмехнулся Лев, все так же невозмутимо отпивая кофе. – Смотри, как бы тебе не пришлось стать еще и чемпионом по бегу… Могу поспособствовать.
Задыхаясь от ярости, «хищник» сжал кулаки, однако его остановил приятель, который, как видно, вовремя понял, что им не резон устраивать потасовку на глазах десятка свидетелей:
– Сом, спокуха! Дай гражданину допить его кофэ. Мы тоже сейчас кофейку выпьем и выйдем с ним побеседовать. Он же не убежит от нас через черный ход? – с ехидцей уточнил он.
Не удостоив даже взглядом заносчивого бахвала, Лев спокойно парировал:
– Смотри, сам не дай деру!
Его невозмутимость и уверенность, судя по всему, на отморозков произвели не совсем благоприятное впечатление. Они вдруг почувствовали, что в лице этого «фраерка» их зарвавшийся «дуэт» наткнулся на некую непреодолимую преграду, которую с наскока не возьмешь. Если только подобное вообще возможно…
Допив кофе, без намека на рисовку или какое-либо волнение, Гуров поднялся из-за столика и, небрежным жестом указав на дверь, лаконично уведомил:
– На выход!
Не оглядываясь, он вышел из кафе. Парни, уже без прежней самоуверенности, переглянулись и как-то даже неохотно повлеклись следом. Выйдя на крыльцо, они увидели незнакомца, стоящего напротив них на тротуаре. Он смотрел на них в упор, и хотя в его взгляде не было ни злобы, ни жажды порвать их в клочья, им внезапно стало как-то не по себе.