Очевидно, их производили в одном инкубаторе.
— В «Лос-Анджелес таймс» пришло еще одно электронное письмо, — доложила она. — Тому же редактору, Арнольду Гринеру, и от той же Мэри Смит.
— Газета уже сообщила об этих письмах? — спросил я. Агенты покачали головами. — Хорошо. Будем копать в эту сторону. И не забудьте про детские наклейки. Узнайте все, что сумеете. Особенно про буквы А и Б.
Я взглянул на часы. Половина шестого. Еще час уйдет на дом Шифман, потом надо будет поговорить с Арнольдом Гринером. До конца дня придется заглянуть в местную полицию. А вокруг рыщет этот чертов Джеймс Траскотт. Дома в Вашингтоне я часто оставался без еды. Нана и дети к этому уже привыкли, и Джамилла меня, наверное, тоже извинит, однако радоваться нечему. Я упустил отличный шанс избавиться от дурной привычки — пропускать ужины со своей семьей.
Но поворачивать обратно поздно. Я позвонил в отель Нане, затем связался с Джамиллой. Потом подумал о несчастных семьях Шифман и Беннет и снова занялся своей работой.
Часть вторая
Я люблю Эл-Эй
Глава 15
— Объясните, почему я. Зачем она присылает их ко мне? В этом нет никакого смысла. Вы согласны? Надеюсь, вам уже удалось что-нибудь выяснить? Эти убийства ужасны, просто ужасны. Весь Голливуд сходит от них с ума. Поверьте, тайна Мэри Смит скоро выплывет наружу.
Во время нашей встречи Арнольд Гринер постоянно забрасывал меня этими и подобными вопросами. Мы сидели посреди редакции «Лос-Анджелес таймс», в прозрачном кабинете, похожем на большой аквариум в форме буквы L. Остальной зал занимало открытое пространство, разбитое на рабочие отсеки.
Иногда кто-нибудь из сотрудников приподнимал голову над перегородкой, бросал взгляд в нашу сторону и снова нырял вниз. Гринер с усмешкой называл эти маневры мышиной разведкой.
Журналист сидел на черном кожаном диване, нервно потирая сморщенные на коленях брюки. Порой он раскрывал блокнот и делал в нем какие-то заметки.
Разговор шел о прошлом Гринера — его учебе в Йеле, стажировке в «Вэрайити», где он правил корректуру и носил кофе редакторам, и быстром восхождении по карьерной лестнице после того, как ему удалось взять интервью у Тома Круза на корпоративной вечеринке. Два года назад «Лос-Анджелес таймс» пригласила его вести собственную колонку «Закулисной жизни». Среди коллег, объяснил мне Гринер, у него была репутация своего человека в Голливуде и мастера острых интервью. Кажется, этот парень был о себе очень высокого мнения.
Никаких иных связей между журналистом и убийствами в сфере киноиндустрии обнаружить не удалось. Несмотря на это, мне не очень верилось, что Мэри Смит выбрала его адресатом своих писем наугад. Похоже, Гринер и сам в это не верил. Он вел себя очень беспокойно, блуждая взглядом по залу и почти безостановочно болтая с самого начала нашей встречи.
— Мистер Гринер, постарайтесь немного успокоиться. Прошу вас.
— Вам легко говорить. — Он резко отпрянул, но сразу извинился: — Простите, ради Бога. — Журналист прижал пальцы ко лбу и потер переносицу. — У меня легковозбудимая нервная система. Еще с детства.
Я часто сталкивался с подобной реакцией — смесь паранойи с раздражением — у тех, кто, подобно Гринеру, получил неожиданный удар в спину. Я постарался понизить голос, чтобы он сконцентрировался на моих словах.
— Наверное, вам уже задавали этот вопрос, но все-таки — как вы думаете, по каким причинам убийца присылает вам письма? Может, вы когда-нибудь сталкивались с Патрис Беннет, Антонией Шифман или водителем лимузина — Бруно Капалетти?
Он пожал плечами, закатил глаза и судорожно перевел дыхание.
— Разумеется, я мог видеться с ними на какой-нибудь вечеринке, по крайней мере с женщинами.