В дверь постучали, вошел посетитель, и телевизор пришлось выключить.
– Это я, – сипло сообщил красноносый мужик лет пятидесяти. Рожа его была заметно помята.
– Оплатили?
– Закрыто уже. Я вам так отдам, а?
Хозяин кабинета крупными глотками осушил стакан воды, не отрывая взгляда от засиженной голубями крыши противоположного дома.
– Ладно, я выпишу квитанцию.
Окошко выходило на замкнутый двор, посреди которого громоздилось презатейливое сооружение из ржавых мусорных контейнеров.
Мужик помялся у двери, звякнул торбой с пустыми бутылками и, расстегнув драповое пальто, должно быть, помнившее первомайские демонстрации хрущевских времен, принялся шарить по карманам. На стол легло несколько десятков смятых купюр, зазвенели тяжелые монеты.
«Тоже мне, охранники, – думал юрисконсульт, глядя на разборку котов с голубем на помойке. – Карате, фуэте. А президента просрали».
Голубь взмыл, разбрасывая перья. Коты сцепились друг с другом.
«Как в кино», – усмехнулся юрисконсульт, поневоле сравнивая то, что увидел по телевизору, со сценкой на дворе.
Сифонило из всех щелей. Заклеить окошко было некому, спасали войлочные опорки и душегрейка.
– Садитесь, чего стоять. В чем вопрос?
Мужик крякнул, сдернул ленинскую кепку с лысеющей немытой головы и примостился на стуле.
– Того… братана у меня, стало быть, засудили, – вздохнул он. – По сто шестой.
– Кого убил? – зевнул чиновник, доставая из ржавого, незакрывающегося сейфа бланк квитанции.
– Бабу свою, – тяжко вздохнул посетитель и поспешил заверить: – по нечаянности!.