Андре по паспорту Андрей, на иностранный манер его с пеленок начала звать Данка, которая очень гордится своим итальянским происхождением. А Жозя по‑настоящему Антонина Михайловна Колоскова. Как она стала Жозей? В этом следует «винить» внука – едва научившись лепетать, малыш принялся так называть бабушку, и с его легкой руки это имя прижилось. Так вот, спустя пару лет после свадьбы Дана твердо уверовала, что свекровь ей – самый родной человек, и с тех пор называет ее мамой. Моя подруга видит, что старушка дряхлеет, понимает: рано или поздно настанет момент, когда смерть разлучит ее с Жозей, и страшно боится неминуемого расставания.
Мы попили чаю, потом Дана спохватилась:
– Птички! Пошли скорей, Жозе не терпится похвастаться!
Я покорно потопала в вольер, который был устроен в специальном помещении. Жозя очень любит пернатых, в доме у нее всегда жили канарейки, простые воробьи, попугаи. Каким‑то образом дама умеет договариваться с крылатыми – те порхали свободно по квартире, но гадили только в клетках, не портили мебель и вели себя весьма пристойно. Видно, птичкам было хорошо у Жози, и потому они постоянно пели. А на фазенде свекровь Данки держала кур, и местные бабы обивали ее порог, прося рассказать, чем та кормит несушек. Ну по какой причине у них цыпы от ветра дохнут и откладывают мелкие, абсолютно невкусные яйца, а у Жози на насесте гордо восседают красавицы, выдающие по утрам яйца размером с кулак?
– Да нет у меня никаких особых секретов! – отбивалась Жозя. – Просто кур любить надо. Утром поздороваться с ними, с каждой поболтать, о петухах посплетничать, вечером колыбельную спеть, вот и все дела…
Крестьянки вертели пальцем у виска и уходили. Окончательно считать горожанку сумасшедшей им мешал цветущий вид обитателей ее курятника. В общем, местные кумушки пришли к выводу, что Жозя прикидывается дурой, а на самом деле подсыпает‑таки в корм некую чудо‑добавку и просто не желает делиться секретом.
– А вот и птичник, – сказала Данка, распахивая дверь.
На секунду я оглохла и ослепла. В просторной комнате стояла жара, со всех сторон неслось оглушительное чириканье, с потолка и стен били лучи мощных ламп, в многочисленных клетках порхали разноцветные птахи.
– О! Вы пришли! – обрадовалась Жозя, сидевшая на диванчике с книгой в руках.
Оставалось лишь удивляться, коим образом пожилая дама могла отдыхать в такой обстановке. И в птичнике странно пахло – нет, не отходами жизнедеятельности разномастной стаи, а чем‑то вроде лекарств.
– Смотри, Виолочка, – начала экскурсию Жозя, – вон там у меня австралийские птицы. Очень редкие! Знаешь, мне в зоопарке не поверили, когда я сообщила, что мои питомцы вывели птенцов, заявили, мол, в неволе они не размножаются. Ха! У меня самка яйца отложила и высидела их замечательно! Нравится?
– Очень, – покривила я душой, потому что чувствовала себя здесь отчего‑то неважно. – А кстати, у вас ведь еще собака была, Линда…
– Да, – грустно ответила Данка, – умерла моя девочка.
– Не расстраивайся! – воскликнула Жозя. – А вот тут «гости» из Африки…
– Вы теперь увлекаетесь экзотами? – поддержала я разговор, очень надеясь, что экскурсия вот‑вот завершится.
– А ну перестань! – вдруг воскликнула Жозя и бросилась к одной из клеток. – Только вчера приехал, а уже хамит! У нас так в семье не принято, изволь жить со всеми в мире!
Неожиданно мне стало совсем плохо – в носу защипало, в горле запершило, и, что называется, в зобу дыханье сперло.
– Ты как? – шепотом спросила Данка.
Я попыталась ответить, но не сумела выдавить из себя ни звука.