В прошлом году, как раз в это время, они не смогли взять ситуацию под свой жесткий контроль, и в Баку пролилась кровь. А введенные затем войска только усугубили положение, расстреляв сотни случайных горожан. Теперь в Литве нужно было не допустить ни тбилисского развития событий апреля восемьдесят девятого, ни бакинского — января девяностого.
Крючков с возрастающим изумлением и горечью получал сообщения из разных концов страны о нарастающем хаосе, развале страны, полной дезориентации властных структур на местах. Ставший председателем КГБ лишь при Горбачеве, в восемьдесят восьмом году, он встал во главе самой крупной спецслужбы мира и с ужасом убеждался, что возможности КГБ далеко не беспредельны. Даже внедренные в литовский «Саюдис» сразу несколько десятков платных агентов КГБ не смогли переломить ситуацию в республике. Впрочем, годом раньше подобная история случилась и в Баку. Там тоже в руководстве Народного фронта Азербайджана было достаточно агентов КГБ. Но вместо того, чтобы своевременно информировать руководство республиканского КГБ о надвигающейся угрозе, они сами становились главными зачинщиками беспорядков, считая, что таким противоестественным образом снимают с себя подозрения в причастности к агентуре госбезопасности.
Сегодня утром он наконец принял решение, разрешив перебазироваться в Литву специальному подразделению КГБ — группе «А», которая уже успела отличиться двенадцать лет назад, взяв дворец Амина в Кабуле. Журналисты называли эту группу «Альфой», но в документах КГБ она проходила как группа «А».
И, разрешив поездку группы в Вильнюс, Крючков понимал, что остановить уже ничего нельзя. Маховик был запущен. Целый день он думал только о Литве, когда вечером позвонил новый начальник Первого главного управления, руководитель советской разведки, ставший его преемником, — Леонид Владимирович Шебаршин.
— Владимир Александрович, у меня есть срочное сообщение, — доложил своим красивым голосом Шебаршин.
— Приезжайте ко мне, — разрешил Крючков.
Из Ясенева, где находился главный центр советской разведки, Шебаршин доехал за полчаса. Еще через пять минут, уже в кабинете Крючкова, он коротко доложил о случившемся в Чехословакии.
— Убит наш резидент в Праге. Мы узнали об этом только вчера. Он должен был лететь в Болгарию.
— Как — убит? — нахмурился Крючков. — В посольстве должны были знать.
— Это не местный резидент, — пояснил Шебаршин, — убили Валентинова.
Михаил Валентинов был специальным резидентом КГБ, отвечавшим за границу между Чехословакией и Германией. После развала ГДР в руководстве КГБ решили таким образом усилить местные резидентуры ГДР и Чехословакии.
Валентинов работал автономно от резидентур КГБ в Берлине и Праге со специальным заданием.
— Подробности известны? — спросил Крючков.
— Последним его видел наш связной. Валентинов был убит у своей машины.
Видимо, сразу после встречи со связным.
— В Праге знали о его миссии?
— В нашей резидентуре никто не знал, — сообщил Шебаршин, — вообще непонятное убийство. Связной сообщил, что Валентинов обещал привезти в Софию документы работы его группы.
— А где документы? — нахмурился Крючков.
— Не нашли, — глухо произнес Шебаршин. Ему было неприятно это говорить, но он сумел произнести эти два слова.
— Как это «не нашли»? Убийца похитил документы, — окончательно разозлился председатель КГБ, — это же самое настоящее ЧП!
— У нас нет сведений, что документы попали в чьи-то чужие руки. За несколько минут до смерти Валентинов сказал связному, что у него есть документы, рисующие «очень неприглядную картину».