Сделав первый глоток супа, я загадываю желание. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у нас с Питером все получится.
– Почему моя миска с супом меньше, чем у остальных? – шепчет мне Китти.
– Потому что ты самая младшая.
– А почему нам не дали кимчи?
– Потому что тетя Кэрри считает, что мы его не любим, ведь мы только наполовину корейцы.
– Попроси кимчи, – шепчет Китти.
И я иду просить, скорее для себя, чем для нее.
Когда взрослые садятся пить кофе, мы с Хэйвен и Марго идем в комнату Хэйвен, а Китти увязывается за нами. Обычно моя младшая сестра играет с близнецами, но в этот раз она хватает Смитти, йоркширского терьера тети Кэрри, и идет с нами наверх, как все девочки.
У Хэйвен по всей комнате развешаны плакаты инди-музыкантов, о большинстве которых я даже не слышала. Она их постоянно меняет. Я вижу один новый, группы «Бель и Себастьян», напечатанный на бумаге в виде джинсовой ткани.
– Классный! – замечаю я.
– Я как раз собиралась его поменять, – говорит Хэйвен. – Можешь взять себе, если хочешь.
Я вежливо отказываюсь. Я же знаю, что она предлагает лишь для того, чтобы почувствовать свое превосходство.
– Я возьму! – восклицает Китти, и Хэйвен тут же хмурится, но сестренка уже отрывает плакат от стены. – Спасибо, Хэйвен!
Мы с Марго переглядываемся, стараясь не улыбнуться. Хэйвен всегда недолюбливала Китти, и это чувство у них взаимное.
– Марго, ты в Шотландии ходила на какие-нибудь концерты? – спрашивает Хэйвен, плюхаясь на кровать и открывая ноутбук.
– Ни разу, – отвечает Марго. – Я была занята учебой.
К тому же моя сестра вообще не любит ходить на концерты. Она смотрит в телефон, а юбка-ханбок струится вокруг нее. Марго – единственная из девочек Сонг, кто до сих пор при полном параде. Я сняла блузку, оставшись в майке и юбке, а Китти избавилась от всего ханбока и теперь щеголяет в топе и подштанниках.
Я сажусь на кровать рядом с Хэйвен, чтобы она могла показать мне фотки с ее каникул на Бермудах. Она начинает прокручивать ленту Инстаграма, и я замечаю снимки из нашей школьной поездки. Хэйвен играет в молодежном оркестре Шарлотсвилля, и у нее в друзьях много ребят из разных школ, включая мою.
Я не могу сдержать вздоха, когда вижу ее: нашу общую фотографию, сделанную в автобусе в утро отъезда. Питер обнимает меня за плечи и что-то шепчет мне на ухо. Хотела бы я вспомнить, что именно!
Хэйвен поднимает на меня удивленный взгляд и спрашивает:
– Ой, смотри, это ты, Лара Джин. Где это?
– Ездили со школой кататься на лыжах.
– Это твой парень? – спрашивает Хэйвен, и я вижу, что она поражена, но усердно старается этого не показывать.
Хотела бы я сказать «да», но…
Прибегает Китти и заглядывает мне через плечо.
– Да, и он самый красивый парень, которого ты когда-либо видела, Хэйвен! – говорит она с вызовом.
Марго, которая до этого сидела, уткнувшись в телефон, поднимает взгляд и хихикает.
– Это не совсем так, – говорю я, защищаясь.
То есть да, он самый красивый парень, которого я когда-либо видела, но кто знает, какие ребята учатся в школе с Хэйвен.
– Нет, Китти права, он шикарен, – признает Хэйвен. – Как ты его заполучила? Без обид. Я просто думала, ты не из тех, кто встречается с парнями.
Я хмурюсь. Не из тех, кто встречается с парнями? Что это значит? Что я мухомор, который сидит в полумраке своей комнаты и обрастает плесенью?
– Лара Джин постоянно ходит на свидания! – поддерживает меня Марго.
Я краснею. Я ни разу не была на свидании, если не считать Питера, но я благодарна сестре за ложь.
– Как его зовут? – спрашивает Хэйвен.
– Питер. Питер Кавински.
Одно его имя доставляет мне удовольствие, и я смакую его, как тающую на языке дольку шоколада.
– Хм, – говорит Хэйвен. – Я думала, он встречается с той красивой блондинкой. Как там ее? Дженна? Вы с ней в детстве были лучшими подругами.
Я чувствую укол в сердце.
– Ее зовут Женевьева. Мы раньше дружили, но теперь нет. И они с Питером уже давно расстались.
– И долго вы с Питером вместе? – спрашивает Хэйвен.
В ее глазах сомнение, будто она верит мне на девяносто процентов, но остальные десять не дают ей покоя.
– Мы начали общаться в сентябре, – это, по крайней мере, правда. – Сейчас мы не вместе. У нас как бы перерыв. Но я… не теряю оптимизма.
Китти тычет меня в щеку мизинцем, делая ямку.
– Ты улыбаешься! – говорит она и тоже расплывается в улыбке, пристраиваясь ко мне поближе. – Помиритесь сегодня, ладно? Я хочу Питера обратно!
– Все не так просто, – отвечаю я, хотя почему бы и нет?
– Еще как просто! Ты ему очень нравишься! Только скажи, что он тебе тоже нравится, и бум! Вы снова вместе, как будто ты никогда его не прогоняла.
Глаза Хэйвен становятся еще шире.
– Лара Джин, это ты с ним рассталась?
– В это что, так сложно поверить? – Я смотрю на нее, прищурившись, и Хэйвен было открывает рот, но принимает мудрое решение промолчать.
Она еще раз смотрит на фотографию Питера, а потом встает, чтобы пойти в туалет, и, закрывая дверь, говорит:
– Я лишь одно могу сказать: будь он моим парнем, я бы никогда его не отпускала.
От ее слов меня бросает в дрожь.
Когда-то я так же думала о Джоше, и чем все закончилось? Такое чувство, будто прошло сто лет, и он стал лишь воспоминанием. Я не хочу, чтобы с Питером было так же, когда прежние чувства остаются так далеко, что, как бы ты ни старалась, закрывая глаза, ты едва можешь вспомнить его лицо. Что бы ни случилось, лицо Питера я хочу помнить всегда.
Перед отъездом я надеваю пальто, и письмо вылетает из кармана. Марго подбирает его.
– Еще одно письмо?
Я краснею и торопливо говорю:
– Я пока не решила, когда мне его отдать. Самой бросить в ящик или отправить по почте? Или вручить лично? Марго, ты как думаешь?
– Просто поговори с ним, – отвечает Марго. – Прямо сейчас. Папа тебя подбросит. Езжай к нему домой, отдай письмо и посмотришь, что он скажет.
От этой мысли мое сердце начинает бешено стучать. Прямо сейчас? Взять и прийти, не позвонив, не составив план?
– Не знаю, – говорю я уклончиво. – По-моему, мне еще нужно подумать.
Марго открывает рот, чтобы ответить, но появляется Китти и заявляет:
– Хватит уже писем! Просто иди и верни его!
– Пока еще не поздно, – добавляет Марго, и я знаю, что она имеет в виду не только нас с Питером.
Я аккуратно обходила тему Джоша из-за всего, что между нами произошло. Конечно, Марго меня простила, но зачем раскачивать лодку? Последние дни я лишь молча ее поддерживала и надеялась, что этого достаточно. Но меньше чем через неделю Марго возвращается в Шотландию. Разве можно уезжать, даже не поговорив с Джошем? Мы все так долго дружили. У нас с ним все наладится, потому что мы соседи, и так бывает с теми, кто часто видится. Все сглаживается, будто само по себе. Но с Марго это не сработает, ведь она так далеко. Если они не поговорят сейчас, шрам будет становиться все тверже, пока не окаменеет, и они превратятся в незнакомцев, которые никогда не любили друг друга. Что может быть печальнее?
Пока Китти обувается, я шепчу Марго:
– Если я поговорю с Питером, ты поговоришь с Джошем. Не уезжай в Шотландию, оставив все так, как есть.
– Посмотрим, – говорит она, но я вижу промелькнувшую в ее глазах надежду, которая дает надежду и мне.
2
Марго и Китти уснули на заднем сиденье. Китти положила голову сестре на колени, а голова Марго с широко раскрытым ртом откинулась назад. Папа с блаженной улыбкой слушает Национальное радио. Все такие умиротворенные, а мое сердце бьется со скоростью миллион ударов в минуту в предвкушении того, что я задумала.
Я сделаю это сегодня же вечером. До того как начнутся уроки. Прежде чем все вернется на круги своя и мы с Питером станем одним лишь воспоминанием. Это как снежный шар: если его потрясти, на мгновение все переворачивается вверх дном, блестки повсюду… Настоящее волшебство! Но потом все успокаивается и возвращается на свои места. В жизни всегда все возвращается на места. А я не хочу возвращаться.