– А… Почему здесь никого нет? Где… Все?
– Что значит – никого? Я же здесь! И в океане полно рыбы. Да и в джунглях навалом других птичек. А ещё – мышек, кротов и прочих крокодилов.
Колян затравленно оглянулся, вскинулся, чтоб бежать, если – что! Птица поторопилась пояснить:
– Шучу. Хе-хе. Крокодилов, и разных опасных для людей ядовитых москитов, скорпионов, клещей, и прочего кусаче-ползучего безобразия здесь нет. Ну, рай же!
– Ну да… Рай. Я поэтому и спросил – где? Все.
– А, ты про людей. Нет, милый. Те, кто попадают сюда в твоём возрасте, должны ещё доказать. Что достойны.
Выжить здесь, то есть. Поэтому на первых порах никого ты здесь не встретишь. Из мужчин. Ну а в смысле второй половины…
Ты ещё не дорос до шестнадцати. Поэтому и девушек тоже – не будет. А мужчины здесь сами обычно не хотят… общения. С другими мужчинами. Хе-хе… Разве что совсем уж старые – те группируются. По интересам. Да и воспоминаниями надо же с кем-то делиться. Ну тебе-то это ещё совсем уж рано… Кхе-кхе.
Так что пока будешь – один-одинёшенек. До того момента, как не повзрослеешь.
Если повзрослеешь.
Коляну странные намёки на то, что он в раю может и не выжить, показались… Неуместными. Как это здесь – и не выжить! Рай же! Но… Кто же эта птица?
– А… ты кто?
– А я тоже живу здесь. Меня при расчистке джунглей дома, в Боливии, убило падающим гибискусом. Очухалась уже тут.
– А… Откуда язык людей знаешь? Встречала таких, как я? Русских? Ты же вон как чисто говоришь?
– Ах, это… Нет, я не говорю. Если заметил, у меня и клюв не раскрывается, – Точно! Колян только сейчас обратил на это внимание! – Я просто думаю. Мысли-то перевода не требуют. Поэтому тебе и кажется, что я отлично говорю по-вашему… Как ты сказал? Руски? Таких ещё не встречала.
– А как тебя… Звать?
– Аделаида. А тебя – я и так вижу: Колян.
– Точно. Ну, приятно познакомиться. – Колян почти перестал бояться странную птицу. Похоже, нападать она не собирается. Да и вряд ли плотоядна: с таким-то клювом… Только бананы есть!
– Взаимно. Ну, ты осваивайся, осваивайся… Позовёшь, если возникнут трудности с местными… Условиями. Покричишь тогда. А мне сейчас пора завтракать. – листья зашелестели, ветка упруго качнулась – Аделаида явно весила побольше, чем гусь, которого ма достала на прошлое Рождество. Клюв скрылся среди зелени, Колян услышал хлопки немаленьких крыльев.
Но вот их шум затих где-то за стеной деревьев. Колян повернулся, и внимательно оглядел место, куда попал.
Океан… Как океан. Монументальный и безбрежный. Шумит. Мирно этак накатываясь словно пушистыми от барашков волнами – всё, как океану и положено.
Песочек. Раскалённый. Белый. А уж сверкает – так, что приходится щуриться.
Джунгли… Как сказала Аделаида? Мышки и кроты? Наверное. Ну, должен же кто-то подъедать остатки всех этих фруктов, что явно растут здесь.
Что же ему теперь делать?
Осваиваться?
Похоже, придётся. Только вначале хорошо бы… искупаться!
Вода оказалась точно – как в раю.
Тёплая, солёная, не утонешь, даже если, как он, не умеешь плавать. Вот только с непривычки жутко разъело глаза. Да ступни и ладони – словно съёжились: покрылись складочками, как и бывает, когда долго находятся в воде, и белым налётом: точно, соль!
Вокруг, и правда, буквально кишмя кишели разные рыбки. И большие и мелкие. А уж разноцветные: ну прямо тебе «Эм-энд-эмс»! Кое-где на дне под водой, как он заметил, ветвились странные не то – растения, не то – скелеты их. Потом догадался: кораллы!
Да и ладно: ему из них бус, как хотела достать мама, делать уже не надо. Передать не удастся. При этой мысли снова стало не по себе – тоскливо, как в конце каникул.
А у него каникулы, похоже, растянутся… Навечно?
Загорать долго не рискнул – здесь же нет ма, с её окриками о солнечных ожогах, и банкой простокваши.
Солнце по небу, кажется, двигалось – вон, оно сейчас практически в зените. Значит, близко к полудню. А ещё кое-что привычное сказало Коляну, что подошло время обеда – стало сосать и тянуть в желудке. Мёртвый-то он, может, и мёртвый… А есть хочется!
Странно. Рай же? Неужели здесь, как и там, дома, все материальные потребности желудка и кишечника нужно удовлетворять… Продуктами?!
Он поднялся с песочка, и двинулся в джунгли.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что не такие уж они и плотные: стена словно распалась, расступилась, и он смог по толстой подстилке из полусгнивших листьев и мха двигаться так, что голым, непривыкшим к контакту с грубой поверхностью ступням, было не больно.
По мере углубления в чащу просвечивающих и шумящих под ветром зарослей, океаном – солью и какими-то, особенно противно гниющими, водорослями (фу!), пахло всё слабее, а джунглями – сыростью и прелыми листьями – всё ощутимей (терпимо).
Так, это что за дерево? Фиг его знает. А это? Тоже. Но раз на верхушках ничего нет – значит, они ему и не нужны. Разве что в развилке вот этого очень удобно было бы ночевать. Если, конечно, закрепить поперечную ветку вон там, и другую – вон туда. А между ними наложить других, помельче, да листьев – чтоб было помягче.
Правда, Аделаида сказала, что никого опасного для него тут не водится. Значит, пока можно ночевать и на пляже, если что.
Он сам не заметил, как углубился, пялясь на верхушки, достаточно глубоко: прибой где-то позади шумел уже чуть слышно. А хорошо, что хоть чуть – да слышно. Потому что Колян полностью потерял ориентацию: сколько прошёл, в каком направлении…
Впрочем, зачем ему возвращаться? Что искать? Везде всё – одинаково. Дом он себе ещё не построил. С собой ничего не привёз. Держаться чего-то, или возвращаться куда-то, стало быть, не обязательно. Вот только пищи бы теперь какой найти…
Банановое дерево Колян обнаружил уже на обратном пути к пляжу. Оказался не нужен Гугл – бананы-то узнать нетрудно. (Колян, довольно улыбаясь, погордился: какой он умный да много знающий! Без традиционной подсказки, как Пашка-бомбер, или Боб-чупачупс, которые, буквально всё, типа даже, как ширинку правильно расстёгивать, спрашивают у коробочки пластмассовой, обошёлся!)
На высоте пяти его ростов дразнящей глянцевитостью желтела огромная гроздь. Ему показалось, что и в ноздри буквально бьёт узнаваемый сладко-пряный запах. А выше обозначилась ещё одна гроздь, зеленовато-белая. И совсем уж высоко – то, что, скорее, можно было бы назвать намёком на будущую гроздь. Наверное, только поспевающие.
Отлично! Вот оно, в самом внизу: то, что ему надо сейчас. Теперь место надо как-то запомнить, или обозначить, да наведываться сюда, когда проголодается.
Постой-ка. Он и сейчас – голоден. И ещё ничего не съел.
Колян завертелся на месте в поисках палки – чтоб побросать, да посшибать.
Палка нашлась быстро: он отломил с помощью колена кусок от какого-то полусгнившего и податливого, разломившегося с громким, словно выстрел, хрустом, корня. Которых, кстати, на поверхности выступало подозрительно много: не любят тут деревья, что ли, углубляться корнями в местный песочек?..
Ладно, вспомним первобытных людей, которых он уже благополучно прошёл-и-забыл по истории, и начнём добычу пищи! «Собирательство», туды его в качель!
А вот с бросанием-киданием обнаружились проблемы.
То ли он неверно оценил высоту, на которой висела гроздь, то ли… Слишком ослаб. Палка зачастую просто не долетала до грозди. А если и долетала, не всегда в неё попадала. А даже если и попадала, почему-то ничего оттуда не выбивала!
Блин. Поздновато он спохватился, что не надо было сачковать на физре!
Устав, и взмылившись как лошадь, перевёзшая телегу с тремя тоннами зерна, (видел однажды такую картину в деревне у бабушки) Колян позволил себе сесть прямо под дерево, и немного облегчить душу, применив слова, которые говорил папашка, когда попадал себе молотком по пальцам. Правда, ни фига это не помогло. Потом вспомнил:
– Аделаида! А-де-ла-и-да!
Действительно, не прошло и двух минут, Аделаида прилетела. Захлопали крылья, тормозя здоровое, как у пеликана, тело, и вот она уже качается на ветви ближайшего дерева. Бесплодного. И хитро смотрит не него чёрной бусиной прищуренного глаза.