. Консервы!
– Вот они у меня где, эти консервы! – злобно сказал Ники и попилил себя по свежевыбритой шее. Лицо от лба до скул было сильно загорелым, ниже тоже загорело, но меньше, от этого казалось, что верхняя часть лица у него намного грязнее нижней. Впрочем, Ники, наверное, не тратил драгоценную воду на умывание.
Купить можно было только кока-колу, которой умываться нельзя, да и пить опасно.
– С какой точки снимаем?
– Да ни с какой! Разве они дадут снимать откуда-нибудь!
– Значит, опять дворец?
Съемки разрешались только на фоне разбомбленного президентского дворца, очень живописно, если не каждый день.
– Опять, Ники. Что ты спрашиваешь, когда сам все знаешь!
– Я знаю все, – подтвердил оператор и выдернул желтый шнур кипятильника. – У меня галеты есть. Будешь?
– Буду.
Некоторое время они молча пили кофе и хрустели галетами, как две собаки улучшенным кормом “Чаппи”.
Ольга стряхнула крошки с колен и заглянула в свою кружку. Кофе удручающе быстро кончался. Ники наблюдал за ней.
– И как это тебя Бахрушин отпустил?.. – вдруг задумчиво спросил он и поболтал в кружке ложкой. – Был бы я Бахрушин, ни за что бы не отпустил.
– Вот потому ты – не он, Ники!
– Это точно.
В дверь загрохотали, так что вздрогнули древние жалюзи на окнах, и паника приналегла на грудь и горло, сжала пыльные холодные кольца.
Впрочем, те, кто на прошлой неделе увез из гостиницы американскую девушку-фотографа, которую с тех пор никто не видел, не стали бы стучать.
Ники преувеличенно осторожно поставил на стол свою кружку, чтобы не расплескать ни капли драгоценного кофе, и шагнул к двери, кося напряженным глазом. В кулаке у него что-то блеснуло, и Ольга вдруг поняла, что это… нож.
Господи Иисусе!..
– Ники!..
– Ти-хо! – одними губами приказал он, бесшумно прыгнул и прижался спиной к стене. В дверь опять постучали, правда, немного тише. Ники мотнул головой, что означало – открывай! – и Ольга отодвинула щеколду.
Все его прыжки и ужимки напоминали боевик под названием “Спецназ” – там тоже так прыгали и гримасничали.
В коридоре произошло какое-то шевеление. Потом осторожный голос сказал негромко:
– Мужики! Вы здесь?!
Оператор молниеносно выбросил руку с ножом, и как давеча Ольгу, схватил посетителя за майку и втащил внутрь. Лезвие тускло сверкнуло у самой щеки незваного гостя.
– Твою мать!..
Человек ввалился в комнату головой вперед, сделал несколько торопливых шагов, чтобы не упасть, и почти уткнулся носом в стол, на котором стояла кружка. Ничуть не обескураженный бесцеремонным обращением, он повел носом, живо понюхал, схватил кружку и сделал большой глоток.
– Поставь на место!
– Да ладно!
– Поставь, тебе говорят!
Посетитель еще раз торопливо хлебнул, утер губы и сказал насмешливо:
– Ники, ты жадина! Вот Оленька не такая! Ведь правда? Я знаю, что ты ничего не пожалеешь для друга.
Для своего старого друга! А, Оленька?
– Я тоже жадина, – буркнула Ольга, забрала со стола кружку и сунула ее Ники. Борейко и без кофе обойдется.
Все знали, что Толя каким-то волшебным образом умел добыть все, что угодно, даже в осажденном Кабуле. Поговаривали о его связях с контрабандистами и талибами, с узбеками и пакистанцами – впрочем, журналисты всегда склонны усложнять, выдумывать, “играть в детектив”. Может, он просто оборотистый и ловкий, этот самый Толя Борейко, корреспондент агентства “Интерфакс”.
– А у меня телефон сдох, – поделился Толя, покосился на Ники и усмехнулся.