Адамс всегда ходил купаться перед ленчем.
Сегодня ему удалось написать всего лишь один абзац. Он был слишком взволнован ожиданием письма от Ины, которое, он был совершенно уверен, должно прийти где-нибудь между 4.30 и 6.30. Но ничего так и не пришло, не считая уведомления в конверте с прозрачным окошечком от Американского департамента финансовых сборов, опередившего послание Ины. Департамент требовал от него еще триста двадцать восемь долларов. Видимо, бухгалтер Ингхэма допустил небольшую ошибку. Выписав чек, Ингхэм положил его в авиаконверт.
Чтобы получить полное удовлетворение, Ингхэм заглянул в контору дирекции бунгало — восемь не рассортированных писем, но ни одного для пего, — затем направился в главное здание отеля. Там для него также ничего не оказалось. Он возвращался обратно босиком, неся сандалии в руке и не мешая мелким волнам разбиваться об его лодыжки. Над ним было сверкающее солнце. Он уставился неподвижным взглядом на мокрый песок у ног.
— Говард! Где же вы пропадали? — В нескольких ярдах от него стоял Адамс, его коричневый от загара нос блестел на солнце. Сейчас он напомнил Ингхэму кролика. — Пойдемте пропустим по стаканчику, мой друг!
— Большое спасибо. — Ингхэм колебался, затем спросил: — Когда, вы имеете в виду?
— Сейчас. Я как раз направлялся к себе.
— Хорошо провели день? — сделав над собой усилие, спросил Ингхэм.
Они пошли рядом.
— Замечательно, спасибо. А вы?
— Спасибо, но я бы так не сказал.
— О, что случилось?
Ингхэм махнул в сторону бунгало Адамса — неопределенный взмах рукой вперед, которому он научился у Адамса.
Они ступали по цементированной дорожке мимо дирекции бунгало, Адамс — своими аккуратными босыми ступнями, Ингхэм — сандалиями на плоской подошве; песок уже сильно накалился. Он ощущал себя слегка нелепым в сандалиях, но, определенно, это был самый прохладный вид обуви для здешних мест.
Адамс гостеприимно захлопотал, готовя скотч со льдом. Кондиционеры подействовали на Ингхэма почти оживляюще. Он вышел за дверь и осторожно стряхнул песок с подошвы, затем вошел обратно.
— Попробуйте вот это. — Адамс протянул Ингхэму стакан. — Так что же у вас за новость?
Ингхэм взял стакан.
— Человек, который должен был приехать ко мне, покончил с собой в Нью-Йорке десять дней назад.
— Что? Господи! Когда вы об этом узнали?
— Сегодня утром. Я получил письмо от его друга.
— Это Джон? Почему он это сделал? Несчастная любовь? Или денежные проблемы?
Ингхэм чувствовал благодарность к Адамсу за его участие.
— Я не думаю, что из-за несчастной любви. Но я точно не знаю. Возможно, тут нет никакой причины вообще — не считая возбужденного состояния или чего-нибудь в этом роде.
— Он употреблял героин? Был невротиком?
— В той или иной степени. Хотя я не назвал бы его невротиком.
— Как он это сделал?
— Я не знаю. Выпил большую дозу снотворного, полагаю.
— Вы говорили мне, что ему было всего двадцать шесть? — Лицо Адамса наполнилось состраданием. — Проблемы с деньгами?
Ингхэм пожал плечами:
— Он не был богачом, но у него имелось достаточно денег, чтобы осуществить этот проект. У нас был продюсер, Майлс Галласт. Мы получили аванс в несколько тысяч долларов. Чего теперь гадать? Видимо, у него нашлось предостаточно причин, чтобы сделать это, причин, которые мне неизвестны.
— Садитесь.
Адамс сел на диван со своей выпивкой, а Ингхэм занял кожаное кресло. Опущенные жалюзи создавали в комнате уютный полумрак. Несколько тонких солнечных лучей пробивались сквозь отверстие и падали на потолок прямо у головы Адамса.