АЛЯБЬЕВ. Кто он? (Пытаясь заглянуть в бумаги) Это – история его болезни?
МЕДСЕСТРА. Вас это не касается.
АЛЯБЬЕВ. Но что с ним? Хоть намекните, и я уйду к себе, честное слово!
МЕДСЕСТРА. Если он – не симулянт, то случай серьезный: живет уже две тысячи лет; ученик Иисуса Христа. Тихий, но такие больные нестабильны. Лучше с ним не говорить.
АЛЯБЬЕВ. Спасибо! Вы – добрая! (Уходит к себе, затворяя за собой дверь).
МЕДСЕСТРА. Доброта вам не показана. (Идет с папкой к шкафу и ударяется головой о статую). Чтоб ты треснула!.. (Замахивается на статую и застывает в трансе).
Гром. Сцена темнеет. Вспыхивают Глаза Кошки. Двери шкафа распахиваются; за ними, вместо полок – луна и гигантская кошачья тень.
ГОЛОС БАСТЕТ. Мяу! Остерегись, женщина! Не оскорбляй богиню Бастет! В древней земле фараонов убийство кошки каралось смертью: так боялись они моего гнева! Им было страшно лишиться моих даров – любви и радости. Фигурки прекрасной Бастет стояли во дворцах и лачугах. Египтяне знали, что кошачьи глаза видят духов и отпугивают их! Но даже из древних мало кто догадывался, что эти глаза видят душу и в живом теле. Кошка часто равнодушна к человеку – оттого, что ничего не видит там, где должна быть душа. Богиню Бастет забыли, а я жива и по-прежнему одаряю всех, кто не очерствел сердцем, как эта женщина. Любовь и радость – мои простые дары, но в эту лунную ночь – мой волшебный дар тем, кто хочет понять происходящее здесь: всем вам я дарю глаза кошки!
Вспыхивают Глаза Кошки.
Незримые духи – всегда рядом с вами. Но сейчас вы их увидите – кошачьим зрением. И вы услышите их голоса – как сейчас слышите мой голос.
Около статуи Бастет становится видна Нутелла.
НУТЕЛЛА. (Жалобно) Мяу… мяу… мяу…
ГОЛОС БАСТЕТ. Теперь вы ее видите: это – она, Нутелла, любимая кошка Алябьева. Она умерла три месяца назад – по одной лишь прихоти моей сестры Нут, богини неба. Дело в том, что моя сестра, великая богиня Нут, услышала свое имя в кличке «Нутелла» и обратила свой небесный взор на эту кошечку. Хорошенькая, с шоколадным оттенком шерсти, она так очаровала мою сестру, что Нут забрала Нутеллу к себе, в свою свиту. Быть придворной дамой самой царицы неба – высокая честь, а Нутелла не рада. Она скучает по хозяину, и вы видите ее дух, привлеченный его музыкой. Мяу!
Гром. Шкаф захлопывается. Сцена светлеет. Нутелла пытается пить из блюдца на камине.
МЕДСЕСТРА. (Выйдя из оцепенения и не видя Нутеллу) Что это меня так перекрючило? От ушиба, что ли? Какое-то помрачение… (Отпирает шкаф, ставит туда новую папку и опять запирает). О чем я думала?.. Ах, да: этот новый больной… Что-то он мне совсем не нравится. Надо бы подстраховаться. (Набирает номер на мобильном телефоне).
НУТЕЛЛА. Как бы обрадовался хозяин, если бы я отпила глоточек! Не получается. Мяу!
МЕДСЕСТРА. (Говорит по телефону.) Говорит Василиса Аристарховна. Хочу сообщить о поступившем больном. Фамилия – Зеведеев. Доставлен прихожанами соседней церкви: проповедовал в качестве ученика Иисуса Христа. Возможно – симулянт. Мы пытались направить его в обычную клинику, но он сам оплатил свое пребывание у нас.
1-Й ГОЛОС В ТРУБКЕ. Мы вам признательны за ваши сведения, Василиса Аристарховна. Объект нам известен. Продолжайте наблюдение. (Гудки).
Из камина возникает Анри с пауком на поводке. Испуганная Нутелла забирается под стол.
МЕДСЕСТРА. (Никого не видя и не слыша) Мда-а… Интуиция, однако ж, меня не подводит. Милый мой доктор, что бы стало с твоей расчудесной клиникой, если б не я?
АНРИ. (Пауку) Не пугай кошечку, Франсуа, она – новенькая в нашем с тобой прекрасном мире. (Нутелле) Не бойся нас, киска, мы – тоже покойники, только умерли очень давно. А ты, бедняжка – новопреставленная, не освоилась еще? Что-то ты, кисуля, больно похожа на человеческий дух. Да-а… вижу, не бывать тебе больше кошкой, кончилось твое счастье: в следующий раз родишься с двумя ногами и двумя руками. И будешь маяться лет шестьдесят: ни по крышам побегать, ни по чердакам пошнырять – недосуг будет.
МЕДСЕСТРА. (Устало садясь) Да, кто-то должен за других думать и за других делать!
АНРИ. И будешь ты, кисанька, всю жизнь делать дела – одно важней другого. И зачем они, понять тебе будет некогда, а конца им не будет. И помрешь, дел своих не сделав.
ГОЛОС ПАУКА. Я свое дело сделал, Анри!
АНРИ. (Пауку) Ты – да! Ты – счастливец, Франсуа. Одна беда: то, что ты сделал, придало твоему духу форму паука. И если ты, не дай бог, опять родишься, то уже – пауком.
НУТЕЛЛА. (Робко) Я – Нутелла. А кто – вы?
АНРИ. Король Анри, к твоим услугам. Ты не поверишь, киска: я был хорошим королем. Я сделал мою страну богатой и сильной и накормил моих подданных. Я хотел стать еще лучше, но не успел. А Франсуа хотел только одного – убить меня. И у него получилось: он прожил жизнь не зря. Он был так счастлив, когда меня зарезал, что даже не пытался убежать, а мои славные подданные огорчились настолько, что растерзали его на месте. Мы умерли в один день и с тех пор не расстаемся. Да, Франсуа?
ГОЛОС ПАУКА. (Кричит.) Отпусти меня, Анри! Я хочу родиться!!
МЕДСЕСТРА. (Впадая в дремоту) Как же хорошо, когда тихо!
АНРИ. Нет, Франсуа. Я должен о тебе заботиться. Я не хочу для тебя такой участи.
НУТЕЛЛА. Отпусти его, не мучай! Пожалуйста!
АНРИ. И каково ему будет? Он же родится пауком! Ты хочешь жить пауком, Франсуа?
ГОЛОС ПАУКА. (Вопит). Да! Я буду любить!! Я люблю эту кош-ш-шку!!!
Перепуганная Нутелла бросается к камину и исчезает в нем.
АНРИ. Ты плохо себя ведешь, Франсуа. Это может повредить моей миссии. Не все на земле так глухи и слепы, как она (показывая на спящую Медсестру). Встречаются даже ясновидящие. Этот господин (показывая на дверь Алябьева) не должен знать обо мне. Пожалуйста, не вынуждай меня наказывать тебя. Нельзя так орать. Во сне даже такие особы, как эта, могут что-то услышать и увидеть. (Сажая паука на Медсестру) Проверим. Давай, Франсуа, поори что-нибудь, только не до смерти.
ГОЛОС ПАУКА. Отпусти меня! Я хочу родиться!! Я люблю эту женщину!!!
МЕДСЕСТРА. (Стряхивая с себя паука и в ужасе просыпаясь) А-а-а!!.. О, господи, кошмар какой! Приснится же такое!.. (Не видя никого) Надо пойти прилечь… (Уходит).
АНРИ. Ты сегодня такой пылкий, Франсуа! Сюда идут: прости, я прикрою твои паучьи глазки, а то еще кого-нибудь полюбишь не вовремя. (Закрывает пауку глаза рукой).
Входит Пациент, замечая чье-то присутствие. Из своей палаты выходит Алябьев, видя только Пациента.
ПАЦИЕНТ. (Алябьеву) Я слышал крик.
АЛЯБЬЕВ. Я – тоже. Наверное, это – снизу, кто-то из буйных. А вы – новый больной?
ПАЦИЕНТ. Да. Но я не болен.
АЛЯБЬЕВ. Понятно. Я – тоже… Наверное, я тоже… не болен. (Осматривая блюдечко на камине, со вздохом) Даже не притронулась! Хоть бы капельку пригубила, я бы знал…
ПАЦИЕНТ. (Алябьеву) Мое имя – Иоанн, сын Зеведея.
АЛЯБЬЕВ. Я тоже – Иван… Арсеньевич. Если хотите – Иоанн, сын Арсения.
ПАЦИЕНТ. Мне нужно поговорить с вами, но мы не одни.
Алябьев с недоумением оглядывается. Анри с пауком исчезают в камине.
Ну вот, теперь можно, они ушли.
АЛЯБЬЕВ. Кто?!
ПАЦИЕНТ. Духи. Я их вижу, а они обычно этого не любят.
АЛЯБЬЕВ. (Растерянно) Понятно… В общем, мы с вами здоровы, это ясно…
ПАЦИЕНТ. Этот дом – мой старый знакомый. Он не меняется, хотя уже давно нет тех, кого я здесь знал. Вчера я шел этой улицей. В окне второго этажа сидела кошка, слишком неподвижная. Из форточки долетал голос флейты, ожививший во мне одно воспоминание. Я захотел увидеть флейтиста, то есть вас, и ради того представился душевнобольным. Мне это легко: если я хочу попасть в такое место, я просто становлюсь тем, кто я есть.
АЛЯБЬЕВ. А!.. Ну да, мне сказали: вы – ученик Христа, и живете уже две тысячи лет.
ПАЦИЕНТ. Вы можете не верить. Но скажите: та мелодия, что вы играли – откуда она?
АЛЯБЬЕВ. (Заволновавшись) Но почему?.. Почему вы спрашиваете?.. А?!
ПАЦИЕНТ. Я вас встревожил? Эта мелодия пришла к вам необычно?
АЛЯБЬЕВ. Она мне приснилась… но… неужели вам она знакома?!