– Я понимаю, ты чувствуешь свою вину, так что одного дня карцера тебе будет достаточно. И уже завтра ты сможешь присоединиться к своему отряду. Иди.
– А что с остальными? Кто в моем отряде?
– С остальными все в порядке, а насчет отряда тебе все расскажет твой куратор, когда тебя выпустят. Иди, говорят, даже в карцере можно неплохо выспаться.
И опять по-доброму улыбнулся, глядя на меня. Если бы не уверенность, что меня никто не может узнать, то, пожалуй, можно было начать беспокоиться. В первые дни после моего воскрешения, когда я бесцельно шатался по городу туда-сюда, то встречал много знакомых, но никто не только не задерживал на мне взгляда, но даже столкнувшись вплотную, просто извинялись и продолжали свой путь. Как я успел заметить, сильные карты что-то замечали, как сейчас Михаил, но тут вступала в силу другая условность: мы слишком хорошо понимаем, что из себя представляет развоплощающая атака, что под ней нельзя выжить, да и слишком многие почувствовали отголосок моей смерти. Если от маленького Эн-Менлуана волна прокатилась буквально на сотни метров, то в моем случае это были сотни километров. Пропустить смерть золотой карты сложнее, чем не заметить ядерный взрыв. Ну, а раз что-то невозможно в принципе, то зачем даже рассматривать такую возможность.
Не знаю, как насчет спать, в карцере не лечь и даже на стену не опереться, все холодное и постоянные сквозняки, но вот сесть в позу йога и постараться расслабиться в медитации можно попробовать. Сначала никак не получалось сосредоточиться, но уже через час тело расслабилось, а разум погрузился в приятную дрему.
Я бы предпочел проснуться от того, что меня выпускают, но меня разбудили затекшие мышцы, и два часа, что отделяли меня от человека, открывшего дверь, прошли в попытках их хоть немного размять.
– Двадцать четыре часа прошли, можешь возвращаться.
– И как мне отсюда выбраться?
– Прямо по коридору, потом направо. Там дежурный, он выпустит тебя наружу, а там уже через плац доберешься до своего корпуса. Надеюсь, ты не ждешь, что я тебя отведу туда за ручку?
Если это и есть мой куратор, то объяснений, обещанных ректором, у него просить, пожалуй, не стоит. Пойду лучше. Найду кого-нибудь из своих.
На плацу в центре Академии уже никого не было. Солнце уже опустилось ниже ее стен, и темноту внутри разгонял только свет четырех электрических ламп, висящих на столбах по углам. Раздумывая, не подсветить ли себе дорогу, уж больно темно было, а окружающие вокруг стены, казалось, непрерывно давят на тебя, я крутил свою огненную карту, которую мне любезно вернули на выходе из административного корпуса.
Вернуться спокойно домой тоже так и не получилось, дежурный по нашему корпусу остановил меня сразу на входе и обрадовал, что сегодня днем было торжественное построение, и все новички переехали.
– После инициации вы теперь живете по командам, это пятый этаж и выше.
– А почему не в старых комнатах?
– Так у вас же в отряде и девушки есть, – значит, нас уже и на команды успели поделить – А начиная с пятого этажа в комнатах выделяется два крыла, одно мужское, другое женское. Выше пятого этажа разделения по корпусам уже нет. И везет же тем счастливчикам, чьи командные комнаты находятся над женской половиной. Всегда можно заранее познакомиться с новенькими и завести с ними более близкие отношения, – и он довольный заржал мне в спину.
Я же спешил подняться на пятый этаж в комнату своей команды, борясь с недобрыми подозрениями.
– А ты что здесь делаешь? – стоя прямо в дверях, спросил я сидящую в кресле Эмму, которая как-то по-детски высунула язычок и раскрашивала ноготь на отрегенерированном пальце.
– Они сказали, что мы неплохо поработали, и предложили остаться в таком же составе.
– Не поверю, что ты не отказалась.
– Я хотела, но после того, как ты набросился на капитана, все считают, что мы сбежали с поля боя, а потом еще напали на своих. Нам даже название придумали – команда Отверженных.
– Разве это не лишний повод покинуть нас? – круто, значит, ребята тоже остались со мной. Но не могу понять, почему же здесь Эмма, хоть проявила она себя и неплохо, но ее характер…
– Я не хочу делить свою комнату с кем-то. Ты можешь не верить, но некоторые девушки тут так храпят, – поймав мой вопросительный взгляд, она решила все-таки рассказать все поподробнее. – После всего парни попросили оставить вас вместе, а никто из девушек не захотел идти в команду трусов. Я уже хотела вас покинуть, не люблю изгоев, как ректор сказал, что и из пяти человек может выйти что-то стоящее, ну а я поняла, что если к вам никто не присоединится, то вся женская половина будет моя.
– Разве стоит комфорт нормальной команды?
– Нет, но я же не собираюсь с вами служить. Как только закончится обучение, я уеду обратно в Англию.
В этот момент открылась дверь в мужскую половину и в общий зал высыпались все остальные: небритый Арамис, взъерошенный Сергей и серьезный Виталик.
– Ребята, как же я рад вас всех видеть тут, – с трудом проговорил я, уплетая остатки обеда, отложенные на случай моего возвращения.
– Мы тоже. Рады, что ты вернулся так быстро, хотя говорили, что тебя там могут продержать и пару недель. Тут столько всего случилось, – я с улыбкой смотрел, как они один за другим расслабляются, видимо, действительно волновались. Все они сидели рядом. И только Эмма убежала принимать вечерний душ, при этом не забыв похвастаться, что уже ввела меня в курс дела с распределением команд и нашей новой репутацией.
– Рассказал ректору про демона и что он нам наговорил?
– Мы и сами рассказали, но у меня такое чувство, что нам не очень-то и поверили, – Сергей не удержался и дополнил вопрос брата.
– Мне кажется, тоже, но наверняка он передаст информацию дальше, и ей найдут как распорядиться. Правда, меня даже не попросили держать язык за зубами, что как-то странно. Мы больше обсуждали мой поступок с капитаном, его причины и последствия.
– И как все остальные смогли поверить, что мы трусы? Были же очевидные доказательства, наш уровень, например. Да мы, в конце концов, с ними в одном строю стояли, – Виталию до сих пор было сложно с этим смириться, так что даже прорвались наружу так несвойственные для него эмоции.
– Очень многие люди не достаточны храбры, чтобы верить своим глазам или суждениям. Гораздо проще и безопаснее следовать общественному мнению, – а Арамис не чужд немного пофилософствовать.
– Или ругать что-то. Ругать тоже все любят, – подал голос развалившийся с планшетом на кресле Сергей.
– А если общественное мнение призывает что-то ругать, тут уж отказов быть не может, – тут все замолчали и какое-то время просидели в тишине.
– А я все равно не верю ни в случайность со сменой системы инициации, ни в благородного капитана отряда поддержки, – Эмма наконец-то выбралась из душа, где просидела последние полчаса, и сейчас стояла рядом с дверью и вытирала волосы. – А вот в коррупцию и продажность в вашей стране я поверить готова.
– Эй, островитянка, – отбросил в сторону планшет Сергей, – следи за языком.
– Подожди, – Виталик был привычно собран и серьезен. – У меня тоже эта история вызывает слишком много вопросов, а так как она связана с моей репутацией, я бы предпочел в ней разобраться.
– Если где-нибудь напишут и мама прочитает, что мы струсили в бою, – на лице Сергея ярость сменилась выражением практически животного ужаса.
– Не напишут, академия не станет выносить сор из избы, – Виталий успокоил и брата, и себя заодно. – Но разобраться в этом все равно нужно. Я бы мог проверить все документы по принятию решения о смене системы инициации, они все должны быть в открытом доступе. Если разложить все по полочкам: встречи, участников, решения и время, картина может проясниться.