Борис Львович мучился гастритом, для него я заваривала скользкие кашки и готовила в термосе отвар из кукурузных рыльцев.
Аня и Ира с восхищением смотрели фильмы со стрельбой и погонями, впрочем, не брезговали они и порнушкой. Борис Львович наслаждался фильмами Бергмана и Люка Бессона.
Дамы с упоением поглощали любовные романы, обожали желтую прессу типа "Скандалов", "Мегаполиса", "Спид-Инфо". А Лямин держал на прикроватной тумбочке томик Чехова и газету "Коммерсантъ".
И так во всем. Женщины ложились спать в одиннадцать, а художник засиживался до двух, Аня могла три дня подряд носить одну и ту же кофточку, Борис Львович мылся по сто раз на дню... Оставалось лишь удивляться, как они вообще свели знакомство друг с другом и ухитрились прожить вместе почти пять лет.
Впрочем, думается, Борис Львович просто находился у Ани на содержании. Его непонятные картины в темно-серых тонах вызывали у меня чувство вселенской тоски. Несколько, раз к художнику при мне приходили покупатели, но спустя полчаса они прощались, так ничего и не купив. Очевидно, произведения Бориса Львовича навевали меланхолию не только на меня.
У Ани же дела шли прекрасно. Надо сказать, что она при ближайшем знакомстве оказалась не такой уж противной, просто плохо воспитанная бабища, которой неожиданно попер фарт.
Ирина заканчивала школу. К слову сказать, отчима она на дух не переносила. Но он сам во многом был виноват, Например, на днях, когда Ирина вышла к завтраку в обтягивающем ярко-красном платье, синих колготах и нежно-зеленом жакете, Борис Львович робко проблеял:
- Мне кажется, детка, ты одета слегка не в тон.
- Ну и что теперь, в коричневом ходить, как разные придурки? - окрысилась Ирочка.
- Нет, - не успокаивался "папенька", - просто сними либо колготы, либо жакет, а то ты похожа на попугая.
- Теперь так носят, - буркнула Аня, набивая рот жирной сырковой массой.
- Ага, - хмыкнул муж, оглядывая прикид жены.
В тот день мадам Ремешкова нарядилась в ядовито-лазурное платье с розовым кантом и оранжевый пиджак, на лацкане которого белела искусственная орхидея.
- Не нравится? - ухмыльнулась Аня.
- Нет, - отрезал супруг, - выглядит отвратительно, и потом, с твоей фигурой просто нельзя носить ничего подобного. Пойми, женщины скрывают недостатки, а ты их выпячиваешь.
- У меня нет недостатков, - хихикнула Аня и навалила себе гору из яичницы с беконом и жареным луком.
- Ладно, - вздохнул художник, - пойду работать.
Легким, неслышным шагом он вышел в коридор. Ирина проводила скептическим взглядом его худую, слегка сутулую фигуру и по-детски бестактно спросила:
- Мам, а за каким чертом ты с ним живешь, ну какая от него, козла, польза?
Через четыре дня я доложила Сене, что задание выполнено. Собственно говоря, поймать Бориса Львовича оказалось проще простого, как конфетку у малыша отнять.
Утром Ирина уехала в школу, Аня отправилась инспектировать свои торговые точки. Я же подошла к художнику, потупив глазки, и заныла:
- Борис Львович, очень вас прошу... Живописец оторвался от мольберта, отложил перемазанную серой краской кисть и спросил:
- Что случилось, голубушка?
- Да сын руку сломал, надо везти в больницу. Отпустите меня, пожалуйста. Обед готов, ужин тоже, а к семи я вернусь.
- Конечно, душечка, - воскликнул хозяин, - что за вопрос, естественно, езжайте. Ребенок прежде всего. Зачем вам вечером возвращаться, я предупрежу Аню.
- Пожалуйста, - тихо произнесла я, - не говорите Анне Николаевне ни слова, она у меня из зарплаты вычтет, а деньги знаете как нужны! Ну, пожалуйста, хозяйка не узнает, умоляю вас.