Различия в распределении скандинавских древностей вдоль северного и южного участков Балтийского-Волжского пути позволяют предположить, что в Ладожско-Ильменском регионе и Ярославском Поволжье протекала оживленная торговая деятельность, тогда как на севере, скорее, действовали по-прежнему скупщики пушнины, лишь изредка селившиеся на длительный срок. Они передвигались небольшими группами, используя разнообразные маршруты, останавливались, как правило, в поселениях местных жителей, меняли пушнину на предметы по большей части скандинавского производства, а не привозные восточные предметы роскоши: не случайно, среди скандинавских древностей здесь преобладают такие предметы обихода, как ножи.
Ключевое звено общеевропейской системы коммуникаций, Балтийско-Волжский путь, благодаря чрезвычайно разветвленной системе речных маршрутов, консолидировал огромную территорию на Северо-Западе Восточной
Европы, представляя собой широкую зону[159]. В ней создавалась сложная инфраструктура: возникали торговые центры, куда поступали из «глубинки» продукты питания для обеспечения как населения самих поселений, так и проплывавших через них купцов; свозились потенциальные товары (пушнина, мед, воск и ми. др.), а также предметы и материалы, необходимые для починки судов и для деятельности купцов; доставлялось сырье для ремесленного производства. Эти центры привлекали как скандинавских, так и местных ремесленников, спрос на изделия которых был неизменно высок. Необходимость обеспечивать безопасность и самого пути, и торгово-ремесленных центров заставляла размещать здесь военные отряды[160]. Наконец, часть населения была непосредственно вовлечена в навигацию: проведение судов через пороги и мели (по Волхову, Западной Двине и др.), волочение судов в местах перехода из одной речной системы в другую. Тем самым население обширного региона на Северо-Западе Восточной Европы со второй половины VIII в. оказалось втянутым в интенсивную и разнообразную деятельность, вызванную функционированием Балтийско-Волжского пути.
Наиболее активно эксплуатировалась северо-западная часть пути – прежде всего, Поволховье: в Ладоге, видимо, завершалось плавание значительной части скандинавских купцов. Здесь они могли приобрести все основные товары как местного происхождения, так и восточные предметы роскоши, а также продать товары, привезенные с Запада. Показательно, хотя эти сведения и относятся уже к XI в., что подавляющее число торговых поездок скандинавов на Русь имеет целью Новгород[161].
Создание зоны Балтийско-Волжского пути имело кардинальные последствия для развития местных племенных обществ[162]. Доступ к дальней торговле стимулировал ускоренное социальное развитие тех племен, которые жили в зоне торгового пути: он интенсифицировал имущественное расслоение общества, выделение и обособление знати[163], привлекал племенную верхушку в крупные центры торговли[164], сближал ее интересы с интересами скандинавов в создании благоприятных условий для торговли, в участии в торговой деятельности и получении максимальной прибыли при использовании местных ресурсов, к которым племенная знать имела наиболее естественный и легкий доступ. Даже скромное по объему включение в крупномасштабную международную торговлю и перераспределение ценностей служило мощным источником обогащения знати и создавало условия для ее дальнейшего обособления. Потребность в местных товарах для их реализации в торговле усиливала роль даней и требовала увеличения ее размеров, что влекло за собой усложнение потестарных структур в регионе и, соответственно, усиление центральной власти.
Благодаря этому, к 860-м гг. в Поволховье и Приильменье формируется особый регион, экономически ориентированный на дальнюю торговлю, в котором возникают предпосылки для образования государства[165]. Сказание о призвании Рюрика и его братьев, восходящее к устной исторической традиции этого региона[166], очевидно, отражает не только (а может быть, и не столько) конкретный факт установления власти предводителя одного из скандинавских отрядов, сколько сложившуюся к этому времени ситуацию: консолидацию племенных элит, тяготевших к крупным центрам на Балтийско-Волжском пути, и контроль скандинавов над торговлей и над самим путем.
Во второй половине IX в. Северо-Запад Восточной Европы, поставщик ценных товаров, привлекает внимание арабов, что находит отражение во включении сведений о нем в труды восточных писателей. К несохранившимся сочинениям IX в. восходит комплекс сведений об «острове (стране)» народа ар-рус у Ибн Русте (начало X в.), в «Худуд ал-'алам» (ок. 982 г.), у Гардизи (середина XI в.)[167], а к первой половине X в. – о трех видах («джинс») русов, населяющих Восточную Европу («Славия», «Куявия» и «Артания / Арса») у ал-Истахри (930–950 гг.) и Ибн Хаукала (950–960 гг.)[168]. Содержащиеся в них описания русов позволяют в определенной степени реконструировать социально-политическую организацию и экономические основы раннегосударственного образования, сложившегося в Поволховье.
Народ ар-рус традиционно отождествляется со скандинавами, ас-сакалиба – со славянами, наименования «видов русов» – с политическими (?) образованиями, сложившимися в Ладожско-Ильменском регионе («Славия», сопоставляется с этнонимом «словене»), Среднем Поднепровье («Куявия» от ойконима «Киев») и, вероятно, Волго-Окском междуречье («Арса», если принимать отождествление этого топонима с позднейшим названием города Ростов)[169]. Суммируя информацию об «острове русов» и «Славии», можно говорить о том, что экономической основой протогосударства в Поволховье была торговля, в которой доминирующую роль играли скандинавы[170]. Торговая деятельность русов обеспечивается эксплуатацией местного населения, осуществляемой несколькими путями. Это набеги, грабеж и захват жителей в плен для продажи в качестве рабов[171]. Это изъятие продуктов для непосредственного потребления[172]. Наконец, это более или менее упорядоченный сбор даней в натуральной форме путем объезда правителем подчиненной ему территории[173]. Отголоски даннических отношений славянского и финского населения Северо-Запада и скандинавов нашли отражение также в упоминании «варяжской дани» в сказании о призвании варягов, где сборщиками дани, как и у Гардизи, названы сами варяги. Впрочем, не исключено, что сбор даней осуществлялся и местной племенной знатью внутри каждого из племен.
Констататируя значение торговли для русов, арабские авторы обращают внимание на ее организацию, указывая на регулярность торговли и стабильность торговых путей. Ибн Русте и автор «Худуд ал-'алам» отмечают упорядоченные формы взаимоотношений торговцев с местной властью – выплату правителю «страны русов» десятины от торговой прибыли и обеспечение защиты купцов, которая осуществляется в соответствии с определенными правовыми нормами: по Гардизи, за оскорбление чужеземца (купца) обидчик обязан отдать потерпевшему половину своего имущества. Если эти известия не являются переносом восточных реалий на почву «острова русов», то они – важное свидетельство развитых и упорядоченных торговых отношений, которые уже оформлены правовыми нормами[174] и в которых активное участие принимает центральная власть. Именно наличие в обществе русов потестарных институтов (по меньшей мере, аппарата для сбора пошлин и наказания нарушителей установленных правил торговли) и центральной власти, сосредоточенной в руках «царя» («малика» или «хакана», по Ибн Русте) русов (наряду с ролью «малика» отмечается важная роль жрецов)[175], позволяет говорить о возникновении здесь протогосударства.