Две тысячи пятый год Егор встретил без мамы. Он ждал ее весь день и всю ночь, в надежде на то, что сейчас откроется дверь, и Дед Мороз, пахнущий мамиными духами, будет расспрашивать бабушку, хорошо ли вели себя дети. Но чуда не произошло, дверь не открылась. Никита давно уже спал с бабой Лидой в кровати, а Егор упрямо сидел за столом и смотрел на новогоднюю догорающую свечу, зажженную специально для мамы.
Она приехала десятого, утром. Егор сквозь сон почувствовал мамино дыхание – нежное, теплое, родное.
– С днем рожденья, сынок, – прошептала она и поцеловала его в щеку.
– Мамочка! Я так ждал тебя, – Егор обхватил руками мамину шею и прижался всем телом к ее груди.
– Ну-ка, где твои уши, юбиляр? – мама повалила его на кровать и принялась щекотать.
Проснулся Никитка, и они втроем еще долго возились и кувыркались в постели. Егор светился от счастья. Они опять были все вместе. Он, мама, Никитка и бабушка – целый день. Лучшего подарка в последний день каникул Егор ожидать не мог. А еще вечером мама подарила Егору компьютер. Настоящий, с мышкой, клавиатурой и блестящим плоским монитором. Полкласса даже и мечтать о таком не могли.
– Разберешься сам? Ты же вон какой у меня сообразительный, – Ирина улыбнулась лишь уголками губ.
Неприятный холодок близкого расставания подозрительно окутал Егора.
– Разберусь, мам. Ты только не уезжай, – с тревогой в голосе попросил он.
Ирина промолчала и крепче прижала к себе сына.
Рано утром, еще не было и пяти, мальчишки проснулись от шума в прихожей. Бабушка Лида о чем-то спорила с дочерью. Егор прикрыл одеялом голые ноги брата и выбежал в коридор. Мама стояла возле двери одетая в пальто.
– Мам, ты куда? Рано еще. Мне в школу к восьми. Ты же со мной хотела?
– Егорушка, самолет у меня. На работу вызывают. Такси ждет.
– А я?
– А тебе я звонить буду, – она протянула Егору новенькую Моторолу. – Каждый день буду. Я тут свой номер забила. И ты мне звони.
Ирина поцеловала сына. Егор беззвучно заплакал. Он изо всех сил сдерживал рвущиеся наружу рыдания, но слезы предательски катились из его карих глаз. Больше он не проронил ни слова. Из спальни заревел и Никита. Бабушка вытерла рукавом глаза и с укором посмотрела на дочь.
– Всех денег не заработаешь. О детях подумай.
– Не начинай, мама. Я о них только и думаю.
Хлопнула дверь. Егор молча смотрел в окно на отъезжающее такси и крепко сжимал трубку мобильного телефона. В школу он в этот день не пошел. Впервые он вместо мамы нарисовал портрет бабушки.
Мама приехала в конце марта, в школах каникулы начались. Во дворе мальчишки в мячик гоняли, а Егор, вооружившись ватой на спичке, мазал зеленкой брата. Бабушка на работе в две смены Никиткину ветрянку отрабатывала, пока внук на каникулах. Дети встретили маму по-разному. Как всегда с кучей подарков и горой шоколадок, она позвонила в дверь. Никитка завизжал от восторга, увидев в дверном проеме большую пожарную машину, и кинулся в объятия матери. Егор тоже позволил себя обнять, но такой бурной радости как раньше не показал.
– Ты голодная? Я могу пельмени сварить, – совсем по взрослому предложил он.
– Не надо, сынок. Как вы тут?
– Нормально. Только Никитка приболел, но врач сказала ничего страшного, ветрянкой все болеют. Мам, а я ветрянкой болел?
– Вроде болел… Надо бабушку спросить, – растерялась Ирина.
– Понятно. Ты надолго?
Ирина растерялась еще больше. Такого приема от сына она никак не ждала. Она подошла к Егору и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ты не обижайся, сынок. Работа такая. Сейчас никак бросить нельзя, проект очень важный.
– А нас можно?
– Что можно?
– Нас бросить можно?
Ирина во все глаза смотрела на рано повзрослевшего сына и не смогла сдержать подступившие слезы.
– Сыночек, прости, – сидя на полу сквозь рыданья твердила она.
Егор испуганно гладил маму по голове, пытаясь оправдаться, за то, что нечаянно обидел ее:
– Соседки возле подъезда шептались, думали, что не слышу. Я звонил тебе, звонил, а ты не отвечала. Вот я и подумал, может, правду сказали?
– Егорушка, не слушай ты никого. Роднее вас у меня никого нет на свете. Я вас очень люблю и тоже скучаю. Но так вышло, прости. Меня срочно в другой филиал перебросили, он далеко отсюда, зато денежек больше платят, ты же знаешь, они нам нужны.
– Мам, а в нашем городе работать нельзя, как у других ребят? Я тебе помогать буду. Потеплеет – на набережную пойду, рисовать буду. Я к восьмому марта Анну Петровну нарисовал, так этот портрет на районном конкурсе первое место занял. Сказали, что меня большое будущее ждет. И игрушки мне покупать не надо. А Никитке мы вместе заработаем. Ты только не уезжай.
Ирина поверить не могла, что с ней говорит ее десятилетний сын. Она посильнее прижала Егора к себе и поцеловала в макушку.
– Егорушка, потерпи чуть-чуть. Скоро все по-другому будет. Мне еще поработать надо, потом у нас начнется другая жизнь.
А через неделю она уехала.
Первого сентября Егор с гордостью стоял на линейке, ведь рядом с ним была его мама. В конце августа она приехала насовсем. Егор даже не поверил сначала, первые две недели каждое утро бежал в мамину комнату проверять. И лишь убедившись, что мама на месте, со спокойной душой отправлялся в школу. А в ноябре родилась Маринка. Егор был благодарен сестре, которая еще до рождения на целых два месяца вернула маму в семью.
Мама с Маринкой заняли малую спальню, а Никитка переехал в комнату брата. Вечерами они все вместе собирались у бабушки в зале, и рассказывали о прошедшем дне или просто смотрели мультфильмы. Егор дорожил каждым днем, проведенным с матерью вместе. Помогал ей во всем. Вперед бабушки бежал мыть посуду, купал Никитку, ходил в магазин. Учился изо всех сил, только бы не расстроить маму. Понимал, ей нельзя.
Маринке четыре месяца было, когда мама с бабушкой заговорила о пенсии.
– Мама, пойми, я гораздо больше заработаю, чем ты в своем детском саду. Тебе и так уже по выслуге4 давно пора, – Ирина пыталась убедить мать. – Ты не прокормишь всех нас.
– Мы есть не будем, – не зная, о чем идет речь, вмешался в разговор взрослых трехлетний Никита.
Егор увел брата в спальню, где беззаботно посапывала в своей кроватке Маринка. Он с
нежностью посмотрел на сестру, и чувство ответственности захлестнуло его. Мальчик решительно вошел к бабушке в комнату:
– Мама права. Пусть на работу идет. Никиту я в сад водить буду и забирать тоже.
– Ну, вот видишь, какой помощник у нас вырос? – Ирина с благодарностью посмотрела на сына.
Бабушка покачала головой:
– Ему не отдадут, несовершеннолетний. Строго сейчас.
– Мамуль, ну Егора с Никитой там и так все знают, договоришься. Я доверенность напишу.
– Как легко ты решила проблему, дочь, – бабушка опять покачала головой, – на одиннадцатилетнего мальчишку заботу о сыне перекладываешь? А Егора кто воспитывать будет?
– Не надо бабушка. Я уже вырос. И за Маринкой присмотрю, если тебе уйти надо будет. Кашу я и сам сварить сумею. Ползунки стирать тоже не проблема, машинка сама постирает. Если мама решила, что так правильней будет, пусть едет. Деньги нам скоро понадобятся. На учебники на пятый класс сдавать надо, а то, как в прошлом году все лето сами искать будем.
– А разве в школе не выдают? – Ирина недоуменно смотрела на сына.
– Нет, мама, с первого класса не выдают. Бабушка всегда покупала.
Лидия Григорьевна опять покачала головой и отправилась на кухню готовить обед. На следующий день она написала заявление об уходе.
Мама работала, бабушка каждый месяц носила Маринку в поликлинику на взвешивание, Никита ходил в детский сад. А Егор успевал везде. В садик, школу, магазин, аптеку, потом опять в садик, потом домой. В поликлинике занять очередь или на почте оплатить квартплату для него была не проблема. Только рисовать было некогда, а ему очень хотелось. Каждый раз, проходя мимо «Акварели», он на минутку останавливался возле витрин художественного магазина и рассматривал стоящие за стеклом мольберты. Потом он бежал домой и представлял себе, что когда-нибудь выйдет на берег Волги с этюдником, и будет писать свои картины весь день, как настоящий художник.