Офицеры - Владлен Немец

Владлен Немец

Офицеры

Неретин

Свет в окошке

Непростая жизнь у Машеньки. Вот уже двадцать первый год девушке пошел, а она даже и не невеста, да что там невеста! – ухажоров серьезных и то нет. И добро бы дурнушка какая, мимо которой любой задрипыш пройдет и не взглянет. Нет, красавицей уродилась. Настоящая русская красавица. Коса русая до пояса, глаза серые, большие, стройная, в общем всё при ней. И парни на нее заглядываются, а она ни на кого не смотрит. А всё почему? Никто ей, кроме любимого единственноно брата Коленьки, не нужен. С титешних лет заменяет он Машеньке папу и маму, докторов, погибших на эпидемии холеры в Повольжьи. Раньше, когда совсем маленькая была, брал он ее с собой в дальние командировки. Она даже по китайски говорить научилась, когда Коля с хунхузами на КВЖД воевал. Всегда такой веселый был, и Машеньке скучать не давал. Особенно Маша любила, когда приходили Колины товарищи. Сидят, выпивают по малости (В этой компании напиваться было не принято – форму всегда нужно поддерживать), песни поют, былые дела и погибших друзей вспоминают. А она тихой мышкой в уголке пристроится и слушает, слушает, очень ей всё интересно, что брата касается. Но всё, что услышит, при ней и остается – Коленька научил.

Очень хорошо, что в Академию поступил: теперь каждый вечер домой возвращается. Только вот всё чаще хмуриться стал последнее время. Да и то сказать, время тревожное – конец 36-го года.

У слушателей Академии имени Фрунзе, где он уже второй год грыз гранит военных наук, Николай Васильевич Неретин приобрел репутацию молчуна. Только молчание его было особое – молчание человека, который очень многое видел и очень много знал, а во многом знании, как известно, таятся многие печали. А ему было о чем рассказывать: в Красной Армии со времен Гражданской войны, Польская компания, Перекоп, восстание на Тамбовщине, потом КВЖД (Китайско-Восточная железная дорога), Испания, да мало ли куда еще бросала его военная судьба. Только говорить об этом и раньше не cледовало, а теперь и подавно. И Неретин молчал, молчал и все больше уходил в себя, глядя на то, как словно гигантским гребнем прочесывал НКВД состав слушателей Академии, лучших кадровых командиров Красной Армии.

А сегодня случилось совсем страшное – утром на поверку не явились Валька Синичкин и Витя Кузнецов – его боевые товарищи по разным делам за кордонами Советской России. И на поверке их не выкликали. Остальное ежу понятно.

Сестренке Машеньке, которая разбежалась было с ужином, сказал: «Погоди, поговорить надо».

Глянула Маша на брата и про себя ойкнула – мрачнее тучи.

– Случилось что?

– Случилось… дружков моих, Валю Синичкина и Витю Кузнецова забрали…

– Они вдвоем так красиво пели! За что же их, Коленька?!

– Вот, вот, пели. За что, спрашиваешь? По мне так не за что, да ведь время такое, непонятное. Ты, Машенька, слушай, что скажу и запоминай. Меня тоже могут взять.

– Господи, а тебя-то за что?! Уж ты ли для страны не старался. Вон сколько шрамов, вся грудь и спина исполосованы-ы-ы!

– Ладно, не реви, слушай дальше. Если меня возьмут, то ты в Москве не оставайся. Немедленно, слышишь, немедленно садись на поезд и куда глаза глядят, в какой-нибудь город на Урале или за Уралом. Куда именно, мне сейчас об этом знать не надо…

Задрожало сердечко Машеньки, поняла зловещий смысл слов брата.

– Коленька, а как же мы потом с тобой встретимся? – и снова в рев.

– Прекратить! Ты сестра командира. Знаешь наше правило «Надейся на лучшее, а готовься к худшему». Может еще ничего и не будет, а готовым надо быть. Как встретимся? Через год письмо до востребования на Центральный Почтамт пошлешь. Не отвечу – еще через год. Наташка… – И заныло сердце.

…

Начальник курса вздыхал и посматривал на удобно развалившегося на кресле напротив парторга: «Вот список надо составить. Наши шефы с Красной Розы просили на праздник слушателей Академии прислать».

– А в чем проблема?

– А то ты не знаешь! Коллектив там женский, молодежный по большей части. Ежели, к примеру, женатиков прислать, так потом ихние жены тебя жалобами завалят.

– Ну, не такой уж неустойчивый у нас состав курсантов…

– Еще какой устойчивый!

– Ах, ты в этом смысле, – парторг расхохотался. – А ты холостых пошли, ну, конечно, которые постарше, посерьезнее. Может и обойдется. Ну а если что, так пускай сами потом разбираются.

Так сорокалетний майор Николай Васильевич Неретин попал на празднование Первого Мая на фабрике имени Красной Розы (Люксембург).

У фабричных девчат голова кругом: командиры в парадных кителях, и все такие подтянутые, вежливые такие, всё «простите, разрешите»… Не чета местным парням. Как белый танец, так девчонки прямо на перегонки к военным несутся.

Приметил Неретин одну девушку, которая почему-то на белый танец не рвалась, и вообще по большей части в сторонке отсиживалась. Подошел, представился, узнал, что девушку зовут Наташей, попросил разрешения пригласить на вальс.

– Наташа, а почему вы на белый танец никого не приглашаете, достойных не находите?

– Что вы, что вы, Николай Васильевич (Называть Николаем наотрез отказалась.), вы все такие замечательные! Только я боюсь, что меня задавят: вон у нас девчата какие боевые!

Николай Васильевич вызвался проводить Наташу. Шли пешком от Семеновской площади до Басманной. Всю дорогу Наташа рассказывала о фабрике, о подругах.

– А что же вы о себе молчите?

– А что про меня говорить? Живем вдвоем с мамой, учусь в вечернем техникуме на товароведа по парфюмерии. Я уже сейчас запросто отличаю настоящие духи от подделок. Николай Васильевич, можно вас попросить, а? Не надо говорить мне вы, а то я буду думать, что вы надо мной подсмеиваетесь.

– Хорошо, но и ты меня больше на вы не зови, ладно?

– Ой, я так сразу не могу, надо немножко привыкнуть.

– Отлично! Вот и привыкай! Ты не проглодалась? А у меня в животе барабаны тревогу бьют.

– Немножко, самую капельку, – смутилась девушка.

– А вот и ресторан у нас по пути оказался!

– Николай Васильевич, ну что я буду, – запнулась, – тебя для первого знакомства разорять?

– Ничего, а я давно уже в ресторане не бывал. Меня все больше сестренка Машенька кормит.

Так началось знакомство, которое перешло дружбу, но Николай Васильевич не смел сам себе признаться, что относится к Наташе не просто как к подружке: очень смущала разница в возрасте – ему почти сорок, а ей девятнадцатый… А Наташа прилепилась к Неретину всей душой. Может быть было что-то от безотцовщины, может воспитанность Николая импонировала (Не то, что фабричные парни: те, пока не выпьют вообще на девушек не глядят, а выпьют, так даже имени не справшивают, а сразу под юбку.), а скорее всего – настоящий самостоятельный человек, как характеризовали Неретина Наташины фабричные подруги. Да и с Машенькой как-то сразу подружилась. Не раз заставал Николай Васильевич такую картину – сидят рядышком на диване и чирикают об чем-то девичьем, секретничают. Кто знает, как пошло бы у них дальше, если бы не эта треклятая ситуация конца 36-го года.

…

– Наташе позвонишь из автомата на работу, из дома не надо, кто знает, может на прослушке аппарат будет. Скажешь, в дальней командировке, срочно выехал, попрощаться не успел, когда вернется сам позвонит. От встречи откажись.

– Поняла, всё поняла, Коленька…

– Говори, по глазам вижу, что-то не так.

– Жестоко это как-то. Ни здравствуй, ни прощай.

– Что тебе сказать. Конечно, лучше бы все объяснить, но сама понимаешь. Да и Наташку так может уберечь удастся. Скажи ей еще, что я о ней помню. Ну а если в течение года не вернусь, пусть больше не ждет.

– Теперь насчет нашего хозяйства, – продолжил Неретин, – Сберкнижки наши с собой возмешь. Они все на твое имя. На первое время хватит. Ну а вещицы всякие, что я привозил… Они дорогие, но с собой их таскать ни к чему. Подумай сама, что делать, но чтобы завтра их дома не было.