Такую опасность китайцы признали, и их предводители в целом согласились с тем, что вместо марионеток династии Чжоу Китаю нужен сильный царь. Великие вожаки китайских феодалов с таким выводом проявляли полное единодушие; разногласия между ними касались того, кому из них поручить образование новой династии. Каждый считал себя достойным такой роли. На улаживание данного вопроса ушли многие века войн, а также потребовалось принести в жертву бесчисленные сотни тысяч жизней китайцев-вас-салов.
Тем временем продолжался процесс дробления страны. Мало того что феодалы пренебрегали распоряжениями царя, они к тому же посягали на его власть и пользовались полной свободой действий. В ряде княжеств сановники более высокого ранга обращались со своими формальными повелителями таким же манером. Таким образом, например, в царстве Лу, считающемся родным для Конфуция, формально власть все еще принадлежала вану, но всеми полномочиями пользовались три его родственника, числившиеся главными мандаринами государства. Они не только отправляли властные полномочия по собственному усмотрению, но к тому же убивали законных наследников престола, чтобы возвести на него нужного им человека. В 517 году до н. э. (когда Конфуцию исполнилось уже 34 года) правящий ван царства Лу попытался поднять мятеж против этих зарвавшихся мандаринов. Он потерпел поражение, ему пришлось покинуть свое царство и провести остаток жизни в изгнании.
Не одни только феодалы подверглись такому обращению. Их достигших власти сановников, в свою очередь, обирали собственные подчиненные. Таким манером, когда Конфуцию исполнилось 47 лет, главный узурпатор власти среди сановников вана царства Лу подвергся нападению со стороны начальника собственной стражи, лишившего его свободы и принудившего к присяге на верность своему номинальному вассалу. Тот удалой начальник стражи вана своевольно управлял его государством на протяжении нескольких лет. В конечном счете он решил перебить всех номинальных сановников царства Лу, чтобы взять на себя всю полноту титульной, а также фактической власти. В последний момент заговор его раскрылся, однако и нашему головорезу пришлось спасаться бегством.
Царство Лу оказалось не единственной жертвой такого рода нарушений установленного порядка. В некоторых княжествах условия выглядели еще более удручающими. Можно сказать, что в целом в те времена главенство «закона и правопорядка» существовало далеко не везде в Китае, так как отсутствовала какая-либо сильная центральная власть, способная их навязать. Из-за бессилия царя князья постоянно враждовали между собой. К VI столетию до н. э., когда родился Конфуций, на периферии китайского мира существовало четыре крупных государства, отличавшиеся выдающейся мощью, а в центре сложилась масса мелких княжеств. Правители крупных государств обычно устраивали схватки между собой на территории центральных княжеств; иногда они происходили ежегодно, а продолжались по 10 лет без перерыва.
Внутри государств, так как многие правители оказывались людьми слабыми, наиболее влиятельные из благородных кланов точно таким же образом вступали в войну между собой; некоторые княжества распадались на вооруженные лагеря, находившиеся в более или менее постоянном состоянии осады. Наконец, даже внутри кланов родственники ссорились и собирали свои дружины для проведения так называемых «частных войн» или самочинных военных действий.
С учетом того, что Китай даже в те времена по своему положению находился на уровне наиболее цивилизованных стран мира, ситуацию в нем следует оценить как весьма скверную. Едва ли кто из китайцев того времени, будь то высокопоставленный вельможа или самый забитый простолюдин, мог рассчитывать на спокойную жизнь. На долю простого народа выпали большие невзгоды. Ведь именно ему приходилось выносить все тяготы междоусобиц. Одним из последствий раскола Китая следует назвать то, что даже самые худородные аристократы пытались подражать великим вельможам, позволявшим себе роскошную жизнь; они настолько алчно обирали свой народ и эксплуатировали его настолько безжалостно на поденных работах, что в неурожайные годы многие хлеборобы буквально гибли от голода.
В некоторых отношениях условия могли выглядеть более благоприятными на заре династии сразу после завоевания царства Шан племенем Чжоу. В те дни аристократам приходилось заниматься примирением народа, а также насаждать дисциплину в русле племенной морали, сложившейся в спокойной ситуации. Простому народу оставался только лишь упорный труд и редкие радости жизни, но у читателя «Книги песен и гимнов» («Шицзин») возникает такое впечатление, что владельцы крупных поместий проявляли прямой личный интерес к судьбе тех, кто пахал землю, тогда как земледельцы отвечали искренней привязанностью к своему господину. Усложнение общества принесло вместо его нравственного совершенствования один только упадок. Аристократы увлеклись соревнованием друг с другом в роскоши жизни и непрекращающимися междоусобными войнами. Мир устанавливался исключительно под угрозой применения силы и тут же нарушался, как только представлялся удобный для того случай. Причем коварный нарушитель мирного договора не подвергался страшным проклятиям духов предков, как это полагалось по стародавней традиции. Из-за этого неизбежно подрывалась вера в бога. В складывавшихся тогда условиях в целом получали широкое распространение такие представления, что только глупец держит свое слово или поступает иначе, чем диктует его собственный корыстный интерес.
В самом начале китайская феодальная система послужила совершенствованию государственного управления. При ней царь мог назначать на государственные должности толковых мужчин, способных достойно править в различных уголках царства, и увольнять с них людей нерадивых. Получается так, что в Китае, а позже в Европе феодальные владения с самого начала по наследству не передавались; если сын считался достойным преемником своего отца, царь должен был назначить его на должность отдельным распоряжением. Однако по мере усиления роли благородных кланов и ослабления авторитета монарха последнему пришлось в силу обстоятельств подтверждать чисто механически права своих вассалов – наследников князей; и наконец от такой формальности отказались вовсе. Когда установившийся порядок получил широкое распространение и стал касаться даже чиновников низшего звена, Китай оказался во власти мандаринов, получавших должности по наследству. Весьма часто они не только не обладали необходимыми для государственной службы талантами, но и не хотели ничего на ней делать. Многие из них полагали, что их должности представляют собой всего лишь внешние атрибуты права на власть, привилегии и роскошь. Неизбежным результатом стала утрата управляемости в стране.
Многие китайцы осознавали эту утрату; кое-кому из самих аристократов даже дано было признать очевидный факт того, что многие представители их сословия превратились в откровенных паразитов на теле китайского общества. Правителям государств не составляло особого труда увидеть себя жертвами алчного дворянства наравне практически со всем чжоуским народом. Чиновники высшего звена при правителе любого китайского княжества номинально числились его подчиненными, облеченными всевозможными функциями управления. Но теперь они не только пренебрегали своими обязанностями, но к тому же обзавелись собственными дружинами, которые использовали в качестве частных армий, чтобы попирать, если не подменять, власть своего правителя.