В гостях у сказки - Андрей Собакин

Андрей Собакин

В гостях у сказки

Стояла зимняя морозная ночь. Мириады далёких звёзд ровно сияли над безмолвным спокойствием тёмного, засыпанного снегом леса. Величественные ели и огромные сосны покрытые толстым снежным одеялом, казалось, впали в вечный сон, и время остановилось…

*

Под монотонное завывание мотора небольшой грузовик с накрытым брезентом кузовом медленно пробирался по едва различимой в снегу дороге. Фары были потушены, чтобы не привлечь внимания партизан. В тесной кабине, плотно прижавшись друг к другу, сидели трое молодых мужчин, волей судьбы вырванных из разных уголков Германии, одетых в униформы вермахта и заброшенных в бескрайние русские леса завоёвывать жизненное пространство для арийской нации. Они напряжённо вглядывались в темноту через мутное заледеневшее стекло, и за каждым деревом в призрачном лунном свете им мерещилась то фигура притаившегося человека, то какие-то фантастические чудовища…

Курт был достаточно опытным водителем, но и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать потрёпанный «Опель» посередине этой прорытой в глубоком снегу канавы, которую по какой-то причине на карте обозначили как дорогу. Иногда какое-нибудь колесо всё-таки проваливалось в снег, и грузовик начинало уводить куда-то в сторону. Тогда все трое испуганно замирали и с надеждой ожидали, когда завывая и пробуксовывая машина снова выберется на твердый грунт. Пару раз им уже приходилось выходить и, разрывая снег лопатами, подкладывать под колёса ветки и молодые ёлочки…

– Может всё-таки включить фары? – нерешительно спросил Курт у сидевшего рядом с ним молодого лейтенанта.

– Нет, но можешь ехать ещё медленнее, – ответил лейтенант, – Нам сейчас лучше не рисковать. Мы и так уже инструкцию по всем пунктам нарушили: едем ночью и на одной машине…

– Есть не рисковать, – вяло отозвался Курт.

– Ничего, скоро приедем, – сказал лейтенант, – до деревни не больше трёх километров осталось…

Курт и другой солдат, Вернер, который сидел справа от лейтенанта, только промолчали в ответ. Впрочем, каждый из них про себя отметил, что эту фразу лейтенант уже произносил где-то полчаса назад. Ещё Курта несколько беспокоило, что машина зарывалась в снег гораздо больше, чем утром, когда они ехали на станцию. Но это, видимо, из-за того, что сейчас машина была загружена…

Лейтенант казался внешне невозмутимым – он уже давно научился не показывать своего страха или волнения перед подчинёнными. Звали его Максимилиан Кох. Он был молод и честолюбив, он рвался на фронт, туда, где решалась судьба этой великой войны. Но всё получилось совсем не так, как он рассчитывал…

*

Отец Коха был кадровым офицером кайзеровской армии и добросовестно провёл два тяжелейших года в окопах на Западном фронте. Во время очередной неудавшейся попытки прорыва через французские заграждения, Кох-старший подорвался на противопехотной мине – шедший чуть правее солдат, видимо, зацепился ногой за растянутую проволоку, и внезапно взметнувшийся из-под земли смертоносный вихрь осколков отбросил офицера в сторону, каким-то чудом не задев никаких жизненно важных органов; однако левая нога обездвижилась на всю оставшуюся жизнь. Так закончилась его военная карьера. Солдату тогда повезло гораздо меньше – его тело разорвало на куски, а голова в шлеме отлетела на пару десятков метров…

Гитлера Кох-старший поначалу недолюбливал за австрийское происхождение и за пристрастие к болтовне. Однако когда в 1933 году нацисты всё-таки пришли к власти, и Германия резко повернула в сторону милитаризации, ветеран Мировой войны Кох был доволен. Он свято верил, что только сильная армия сможет дать Германии то влияние и могущество, которые позволили бы ей занять достойное место среди великих держав мира, и его радовало, что Гитлер тоже понимал это. «Поверь мне, Макс», – говорил Кох-старший сыну, – «Англия и Франция очень заблуждаются, думая, что война выиграна, и что Европа принадлежит им. Война ещё не закончена, и Германия ещё не сказала своего решающего слова…»

В артилерийском училище Макс Кох был прилежным и дисциплинированным курсантом, впрочем, как и большинство его товарищей. Несколько неожиданным оказалось его увлечение русским языком – хотя, конечно, об основной причине Макс никогда никому не рассказывал… А причина была очень и очень примечательная и симпатичная. Впервые Макс увидел её на новогоднем вечере среди преподавателей училища – стройная светловолосая девушка в белом платье заметно выделялась на фоне затянутых в парадные мундиры офицеров. Приятель и однокурсник Макса, Дитмар, тут же ввёл его в курс дела: её звали Анна, и она будет вести курсы русского языка для курсантов и офицеров. Дитмар также добавил, что Анна – дочь русских эмигрантов, бежавших из России после революции. «Её папаша был офицером царской армии» – добавил Дитмар. Откуда ему были известны такие подробности, и зачем офицерам вермахта знать русский язык – об этом Макс тогда даже и не задумывался. Он не сводил глаз с Анны, и ему всё в ней сразу понравилось: понравилось, как она смеялась какой-то шутке старенького генерала, понравилось, как она изящно поправляла рукой волосы, и как она, слегка повернув голову, посмотрела прямо на Макса и приветливо кивнула ему, словно старому знакомому… Макс был окончательно покорён. Однако будучи по натуре юношей скромным и застенчивым, он не решился сразу подойти к ней и заговорить. Вместо этого он узнал у Дитмара, где и как можно записаться на курсы, а потом, заручившись одобрением начальства, купил толстую тетрадку и морозным январским вечером отправился на первое занятие. Так в жизни Макса начался непродолжительный романтический период. Образ обворожительной красавицы Анны постоянно стоял перед его мысленным взглядом – на занятиях, на стрельбах, во время изнурительных физических тренировок… А потом, сидя на курсах русского языка и находясь в приятной полудрёме от усталости, Макс наслаждался чертами Анны уже наяву, как художник, присевший на скамеечку в галерее перед полотном какого-нибудь старого голландского мастера. Её овал лица, линия носа, большие голубые глаза с длинными ресницами, звонкий голос – то с необычайно отчётливым, то с почти неуловимым акцентом – всё это наполняло душу Макса радостью и блаженством, и ему искренне хотелось, чтобы урок никогда не кончался… Он прилежно делал все домашние задания, заучивал слова, аккуратно занося их в тетрадку и повторяя при каждом удобном случае. Пару раз Макс оказывался с Анной один на один в комнате. Анна хвалила его за усердие и участливо интересовалась, не трудно ли ему совмещать занятия языком с основной учёбой, и тогда Макс вдруг смущался, словно школьник, и все его давно запланированные фразы более частного характера внезапно куда-то улетучивались, и в ответ он бормотал что-то уж совсем маловразумительное… А потом Макс с нетерпением ждал следующего урока, чтобы уже не растеряться и проводить Анну после занятий, или пригласить её куда-нибудь, или просто показать, что она ему далеко не безразлична. Прошло примерно два месяца, и однажды Анна куда-то пропала. Вместо неё курс начал вести старый австриец живший много-много лет в Санкт-Петербурге и сбежавший оттуда в самом начале Мировой войны опасаясь погромов. Русским он владел в совершенстве и сразу же показал себя очень хорошим педагогом; пожалуй, даже гораздо лучшим, чем была красавица Анна. Австриец носил шикарные, свисающие вниз седые усы, за что курсанты сразу прозвали его между собой «кайзером». Сам же он просил обращаться к нему по-русски «Альберт Карлович» – так его величали в России в прежние времена. Что случилось с Анной Макс узнал очень скоро – Дитмар, как всегда, был в курсе. Оказалось, что она уже давно была замужем за евреем, который ещё в 1936 году уехал из Германии в Бельгию, где у него жили какие-то родственники. Судя по всему, муж постоянно уговаривал Анну тоже покинуть Германию, но она не соглашалась, так как её отец был стар и болен. Когда же отец Анны скончался, она поддалась уговорам мужа и переехала в Бельгию. Эта новость очень огорчила Макса – как могла такая милая и очаровательная девушка выйти замуж за паршивого еврея? Однако довольно быстро он успокоился. Влюблённость плавно перешла в чувство жалости, словно его девушку сразила внезапная и смертельная болезнь. Наверное, у неё, и правда, были какие-то странности или отклонения – другого объяснения просто не находилось. Впрочем, бросать изучение русского языка Макс не стал и, по-прежнему, дисциплинированно и прилежно посещал все занятия. Возможно, у него были лингвистические способности, так как Альберт Карлович даже собирался порекомендовать Макса для дальнейшего углублённого изучения языка и, возможно, для службы во внешней разведке. Однако Макса такая перспектива не особо заинтересовала – он почему-то представил себе письменный стол заваленный разными бумагами, бесконечные ряды пыльных папок в шкафах – нет, начинать свою военную карьеру штабной крысой у него не было ни малейшего желания…