Мы еще немного поговорили с Кэт, потом я прижался к ней как можно сильнее, закутавшись в ее длинные локоны, наслаждаясь их ароматом. Она всегда спала спиной ко мне, что иногда раздражало меня, крепко прижимаясь, ожидая моих объятий. Засыпая, пытаясь заглушить своими мыслями звуки щебетания насекомых, которые достигли апогея своего концерта, я думал о любимом – о работе.
– Вы меня слышите? – Грубый мужской голос заставил меня снова открыть свои глаза. – Повторяю, вы меня слышите?
Пробуждение №2
– ПРОТОКОЛ. СОЗДАТЬ НОВУЮ ЗАПИСЬ. 17 декабря 59 года. Пациент все-еще не подает признаков жизни. Состояние удовлетворительное. – Чуть слышно говорил он. – Продолжить курс лечения, дозировку успокоительного не увеличивать. Запись закончена. – Боком ко мне стоял человек в белом костюме, напоминающий врача, и вглядывался в дисплей рядом с моей кроватью. В его руке судя по всему был диктофон, в который он записывал происходящее вокруг. То, что я пришел в чувство Док не заметил. Мне было не столько страшно заговорить с ним, сколько трудно открыть рот и произнести хоть что-нибудь. Силы покинули меня. Одно слово показалось мне чем-то невероятно большим. Оказывается, я был подключен к маленьким проводкам и каким-то датчиком, которые отслеживали мое состояние. На экране я увидел скелет человека и множество символов, значения которых я не понимал. Я пошевелил пальцами пристегнутой руки. Доктор переменился в лице и шустро убрал прибор в нагрудный кармашек.
– Так-с. Как вы себя чувствуете? – Он наклонился надо мной и заглянул словно в душу. – Вы знаете где вы? – Его голубые глаза въедались в меня словно два острозаточенных сверла. Такой его взгляд было невероятно сложно выдержать, и я отвел глаза, чтоб попытаться осмотреть себя вновь.
– Нет.. – Я выдавил из себя ответ и посмотрел на руку, которую совершенно не чувствовал. Она была полностью покрыта бинтами от самой ладони до плеча. Не попытаться воспользоваться ей еще раз было грехом, но она никак не реагировала. Окинув помещение взглядом, я помню, что просыпался здесь ранее, возможно даже несколько часов назад. Все оставалось точно таким же, как и ранее. Вокруг одни белые тона.
– Интересно… Так-с, так-с… Поговорим позже, вам сейчас нужен покой. – Доктор не торопился с вопросами и давал мне прийти в себя. Я прикрыл глаза, чтоб как-то унять головную боль. Было слышно, как он удаляется от меня быстрыми шагами, и в комнате наступает тишина. Первыми моими мыслями было то, как я попал сюда. Судя по всему, это была больница. Полагаю, что я находился в коме и совершенно не помню происходящего. Сколько я пролежал без памяти? День, два? Ребята в отделе, наверное, ищут меня. Но вдумываться и рыться в воспоминаниях было куда больнее, чем это, казалось бы, сразу. Я попытался привстать, чтоб подойти к окну и выглянуть на улицу, но забыл, что моя единственная рабочая рука была пристегнута к кровати. Разве я похож на буйного, чтоб держать меня словно зверя привязанным к своему месту?
– Эй.. – Хрипя окрикнул я лежачего соседа. Он все еще лежал в той же позе, в которой я запомнил его еще в первое свое пробуждение. Прищурившись, я убедился, что он дышит, но почему-то не слышит мой зов. – Парень! – уже громче прохрипел я. Мой голос изменился и раздражал даже самого себя.
Человек, который лежал в дальней от меня койке слегка шелохнулся. Если приглядеться повнимательнее, то можно было увидеть, что он вовсе не пристегнут к кровати в отличие от меня. Проблемы со зрением, как и раньше, влияли на картинку, иногда размазывая все передо мной. У него были седые короткие волосы, как мне показалось, и щуплая, худая спина. Окликать его парнем было ошибкой. Он неожиданно приподнял голову, словно услышал что-то необычное, и развернулся ко мне. Я увидел напуганного старика, который смотрит прямо мне в глаза. Его губы начали шевелиться, но он не сказал ни слова. Вместо этого старик развернулся и привстал с кровати. Мой спутник был скромно одет. В таком виде, он выглядел вполне по-домашнему, если не учитывать то, что мы находились в запертом неизвестном помещении. Возможно даже в психушке. Торопясь он подошел ко мне и положил мне руку на мою правую щеку. Его губы пуще начали дрожать, словно старик сейчас заплачет. Изумрудные глаза мужчины наполнились влагой и по его морщинистой щеке пробежала слеза, преодолевая седую щетину капля стремилась вниз.
– Не плачьте, пожалуйста – Я попытался успокоить своего соседа, но, когда твои руки не под твоим контролем сделать это весьма сложно. – Почему вы плачете? – Хрипел я.
Надежда, которая загорелась в нем, когда он увидел меня впервые, начала таять. Я почувствовал это. В глазах старика промелькнула тень разочарования. Он протянул трясущиеся руки к тросам, которые приковывали меня к кровати и развязал их. Как ни странно, даже веревки в этой комнате были белые. Я несколько раз сжал кулак и протянул к нему свою руку. Старик взялся за нее и посмотрел сначала на меня, а потом быстро перевел взгляд мне на предплечье, которое я не мог разглядеть сразу. Я заметил, что на своей руке я носил небрежно сделанную татуировку. Что-то на латинском и маленькая звезда, выжженная несмываемым клеймом, значение которой я не понимал. Он прикоснулся пальцем к звезде и чего-то ждал. Вглядевшись внимательнее, я понял, что у меня бледная кожа, сквозь которую выпирают жилистые пурпурные вены, которых никогда не было. Мне стало страшно. Мужчина указал сначала на мою выкованную пламенем звезду, потом приспустил плечо футболки, оголяя руку. В том же месте тускло красовалась и его аналогичная метка.
– Я ничего не помню…
Ответа не последовало. Старик все еще смотрел мне прямо в глаза, ожидая какого-то чуда. Я не знаю, сколько мы еще сидели так, смотря молча друг на друга, собираясь с мыслями, пока железная панель, являющаяся подобием двери, не приподнялась и в комнату не вошли люди в таких же белоснежных кожаных костюмах, как и все вокруг. Еще немного и они сольются со стеной и с моим нынешним зрением я их не увижу. Лишь черные нашивки разбавляли густые яркие краски. Их было четверо. Внешний вид этих людей в корне отличался от мирного, добро желающего доктора. Крепкие талии опоясывал черный пояс, на котором висела кобура – гнездо для тонкого черного пистолета. На каждом были кожаные перчатки и железный ободок вокруг головы, скорее всего являющийся средством беспроводного общения. Неизвестные окружили нас и скрутили старика, сковывая его наручниками. Они обращались с моим спутником грубо, хоть он и не оказывал никакого сопротивления. Он был слишком стар, чтоб давать отпор. Но у людей в кожаной униформе не было ни жалости, ни сострадания к трясущемуся пожилому мужчине, и один из наших гостей ударил его какой-то дубинкой прямо промеж глаз. Мой спутник все так же молчал, но теперь он закрыл свои веки. Было видно, как текут его слезы.
– Страж 07—12, уведите его в комнату для бесед. – Отозвался голос доктора откуда-то сверху. Динамики были по всему периметру потолка. – Сейчас же.
Эти «Стражи» потащили мужчину в сторону выхода, молча повинуясь этому голосу. Я попытался привстать, чтоб помочь моему новому другу, но любое, даже маленькое движение откликалось слабостью и болью. Я остался совершенно один. Наедине с самим собой. Ужасно, что так же придут за мной и в полной тишине поведут куда-то в темноту, за железную дверь. Мне стало противно, что я не смогу помочь даже себе, когда стражи вернутся за мной. Бегущая строка впереди вновь включилась. Я начал вчитываться, чтоб избавиться от своих мыслей. Текст был довольно крупный. Даже я смог прочитать, опираясь на свое неоднозначное зрение. На экране было следующее «Монарх принял поправки. Теперь смертной казнью караются не только преступники, но и любые оппозиционные единицы. Ряды стражей были пополнены на несколько тысяч единиц. Рекруты проходят курс обучения, многие из них устанавливают имплантаты. Карательные операции продолжаются по всему северо-западу страны…» Красная строка текста начала постепенно увеличиваться и расплываться передо мной. Заиграла музыка, чем-то напоминающая наш гимн, изображение начало интенсивно мигать. Все ярче и ярче. Казалось, что в этот момент, когда кадр загорался куда сильнее предшествующего, за ним мелькала промежуточная картинка, которую я никак не мог разглядеть внимательнее. И когда это молниеносное послание, точно молния, промелькивала на экране, за ним следовал снова ослепительный кадр, не несущий никакой смысловой нагрузки. И чем чаще загоралась эта вспышка, тем сложнее мне было повернуть ход своих мыслей, словно непослушное течение, в нужное русло. Я импульсивно хотел потянуться за пультом, чтоб как-нибудь выключить дисплей, как луч света мерцающего монитора вовсе ослепил меня. Прищурившись, я попытался уцепиться за нити происходящего, словно падающий паук, который в последний раз видит свою паутину, над которой так долго работал. В голову сильно ударила все та же тянущая боль. Закрыв глаза, я понял, что с каждой минутой становится лишь больнее. Еще немного и я отключусь. Я словно батарейка, перегруженная слишком большим потоком электроэнергии. Боль пронзала насквозь, заставляя слезиться глаза. Мне нужен был толчок, чтоб как-нибудь преодолеть возникшие трудности в голове. Из-за всех сил я резко открыл глаза и понял, что нахожусь за рулем автомобиля, а прямо на меня несется огромная фура и сигналит мне без остановки.