За письменным столом сидели двое молодых людей, мало чем отличавшихся от тех, что находились в коридоре, – короткие стрижки и пытливые взгляды, разве что одеты они были в форму тюремной охраны.
Пояс юбки врезался в талию. Я в который раз пожалела, что дала себе волю в Италии. Интересно, а заедать отрицательные эмоции нормально для медового месяца?
– Адвокат к мистеру Томасу, – саркастически объявила моя провожатая, сделав ударение на «мистере».
– Распишитесь здесь, – сказал один из охранников, переведя взгляд с моего портфеля на грудь и снова на портфель. На столе перед ним лежал какой-то таблоид с едва одетой моделью на первой полосе. Охранник взглянул на часы.
– Вы опоздали на пять минут.
«Это не моя вина, – хотела я ответить, – меня ваш досмотр задержал». Но здравый смысл подсказывал придержать язык и поберечь дыхание для более серьезных споров.
– Я слышал, Томас подал апелляцию, – сказал другой. – Бывают же такие, никогда не сдаются!
За нашими спинами кто-то вежливо кашлянул. На пороге кабинета стоял высокий, хорошо сложенный темноволосый человек с короткой аккуратной бородкой. Я его узнала: он был среди тех, кто ждал в коридоре. Но вместо того чтобы разглядывать меня, он скупо улыбнулся и протянул руку. Его рукопожатие оказалось крепким – у меня даже пальцы слиплись. Джо Томас – опытный страховой агент, напомнила я себе.
Он не был похож на заключенного – по крайней мере, по моим представлениям. Не было видно татуировок (у охранника за столом на предплечье красовалась красно-синяя голова дракона), на запястье – дорогие часы, начищенные коричневые туфли выделялись среди кроссовок других мужчин в комнате и не сочетались с зеленой тюремной робой. Складывалось впечатление, что находившийся передо мной человек привык носить пиджак и галстук. И в самом деле, я заметила воротник белоснежной рубашки, выглядывающий из-под предписанной правилами фуфайки. Волосы коротко, но аккуратно подстрижены, открывая высокий лоб и темные брови. В глазах настороженность, надежда и некоторое волнение. Голос у моего нового клиента оказался низкий, густой. Уверенный. С акцентом, но не грубым и не таким, от которого старались избавиться. Этого человека можно было принять за соседа по дому, за такого же, как я, адвоката, управляющего местного гастронома…
– Я Джо Томас, – сказал он, отпуская мою руку. – Спасибо, что приехали.
– Лили Макдональд, – представилась я. Начальник велел мне назвать свои имя и фамилию. «Дистанция необходима, – пояснил он, – но не захотите же вы показаться высокомерной. Нужно найти некий баланс».
Лица Джо Томаса выражало молчаливое восхищение. Я снова покраснела, на этот раз не столько от страха, сколько от смущения. Когда мне случалось становиться объектом внимания, я не знала, как реагировать. Особенно сейчас, когда это было явно неуместным. Я никогда не избавлюсь от комплексов и старых дразнилок: Лили Толстилли, пушка-пампушка… Учитывая обстоятельства, я до сих пор не могу поверить, что у меня на пальце обручальное кольцо. Мне вдруг вспомнилось, как мы с Эдом лежали в постели в наш медовый месяц. Теплое солнце лилось через планки кремово-белых ставен. Мой новоиспеченный муж открывает рот, хочет что-то сказать и вдруг отворачивается от меня…
– Следуйте за мной, – сурово сказал один из охранников, вернув меня к реальности.
Вместе с Джо Томасом мы пошли по коридору, провожаемые взглядами заключенных. Мимо человека, оттиравшего аквариум с таким тщанием, что в любом другом месте это показалось бы трогательным. Мы подошли к тесной камере с табличкой «Посещения». Зарешеченное окно выходило в бетонный двор. Вокруг все было серым: стол, металлические стулья, стены, но имелось и исключение – постер с радугой и словом «Надежда», выведенным крупными фиолетовыми буквами.
– Я буду за дверью, – сказал охранник. – Вас устроит?
Каждое его слово источало пренебрежение нами.
– Работники тюрьмы не особо жалуют адвокатов, – предупредил меня шеф. – По их понятиям, вы играете не по правилам – пытаетесь снять клиента с крючка, тогда как полиция и Королевская служба уголовного преследования проливали кровь, пот и слезы, чтобы его закрыть.
Объяснение казалось доходчивым.
Джо Томас вопросительно смотрел на меня. Я собралась с духом и взглянула ему в глаза. Пусть я высокая, но он еще выше.
– Свидания обычно проходят под присмотром охраны, но не обязательно в ее присутствии, – говорил мне начальник. – Наедине с адвокатом заключенные становятся словоохотливее, но в каждой тюрьме свои порядки, в некоторых вам просто не предоставят выбора…
В Брейквиле предоставили.
«Нет, нет, совсем не устраивает, – чуть не сказала я, – пожалуйста, останьтесь здесь, со мной!»
– Да, спасибо, – услышала я собственный голос, показавшийся мне чужим, принадлежащим кому-то более смелому и опытному.
Казалось, охранник собирался пожать плечами, но сдержался.
– Постучите в дверь, когда закончите. – И оставил нас вдвоем.
Наедине.
Глава 4. Карла
Время тянулось мучительно медленно. Прошла целая вечность с тех пор, как Карла утром видела полную золотоволосую соседку. В животе у нее уже урчало от голода. Значит, скоро обед?
Она уныло поглядывала на классные часы. Большая стрелка была на десяти, маленькая – на двенадцати. Это десять минут первого или двадцать минут одиннадцатого? Или что-то совсем другое, потому что, как однажды сказала мама, в этой стране все не как у людей?
Взгляд Карлы блуждал по соседним партам. У всех были зеленые пеналы, раздувшиеся от карандашей, фломастеров и ручек с настоящими чернилами. Как она ненавидела свой дешевый пластмассовый пенал с заедавшей молнией и одной-единственной шариковой ручкой, потому что на большее у мамы нет денег!
Неудивительно, что с ней никто не хочет дружить.
– Карла!
Девочка вздрогнула.
– Может, ты нам скажешь? – учительница показала на доску, где было написано слово. – Как ты думаешь, что это?
«Пунктуальный»? Такого слова Карла еще не встречала, хотя каждый вечер в постели читала «Детский словарь» и уже дошла до буквы «В». С «В» начинались такие слова, как вальс, велосипед, волк.
Под подушкой у нее лежала тетрадь со старательно записанным значением каждого слова и нарисованной рядом картинкой, напоминавшей, что это слово значит. С волком и велосипедом было просто. Нарисовать вальс было сложнее.
– Карла! – резче произнесла учительница. – Ты опять не слушала на уроке?
По классу пронеслись смешки. Карла покраснела.
– Она не знает, – пропел рыжий, как морковка, мальчишка, сидевший за Карлой. И уже тише, чтобы не слышала учительница, добавил: – Волосатая Карла Спаголетти не знает!
Смех усилился.
– Кевин, – окликнула его учительница, но уже не так резко, как только что Карлу. – Что ты там сказал?
Она снова повернулась к Карле, сидевшей во втором ряду, и впилась в нее глазами. Карла сама захотела сидеть во втором ряду, чтобы лучше учиться. Однако те, кто сидит в третьем, вечно подстраивают ей всякие гадости, и им все сходит с рук.
– Прочти слово по слогам, Карла. Ну, как оно начинается?
«Пу…» – смогла прочесть Карла про себя. Дальше, кажется, «ка»…
– Ну же?
– Пукательный, – сказала Карла вслух.
Визг и хохот в классе стояли оглушительные.
«Я дома дошла только до “В”», – хотела сказать Карла, но ее голос потонул не только в граде насмешек – его заглушил громкий звонок. Сразу началась суета: книжки нырнули в портфели, ноги зашаркали по полу, а учительница что-то говорила о новом правиле игры на большой перемене.
Большая перемена? Тогда уже десять минут первого, а не двадцать минут одиннадцатого! Карла с облегчением вздохнула. Класс опустел.
Рыжий мальчишка оставил свой пенал-гусеницу на парте. Гусеница подмигнула Карле.