И снова молчание. Каждый думал о своем, не замечая остальных.
Роберт, в отличие от сестры, в последнее время ест много, но без разбору. Просто запихивает в рот, не думая. Кажется, подсунь ему в тарелку сено – схомячит, не поморщится. А мысли где-то далеко. Скажешь что-нибудь громче обычного – вздрагивает, сжимается весь, как ребенок, которого родители лупят почем зря.
Они с братом были ровесниками, двойняшками, Римма на три минуты младше. При этом отличались так, что их едва можно принять за родственников. В детстве были не похожи, а уж к старости и вовсе. Только рост примерно одинаковый – не слишком высокий. Но и это условное сходство с годами пропало. Римма распрямила плечи и вытянулась, а Роберт съежился, сгорбился и стал казаться ниже сестры.
В последние годы он думал и говорил о себе, как о старике, да и казался всем именно стариком. А вот ее вряд ли у кого язык повернется назвать старухой. Подтянутая (каждый день на беговой дорожке, плюс комплекс упражнений для осанки, плюс пятьдесят приседаний), с безупречным маникюром и прической, она не выходила из комнаты, если не была одета и аккуратно, неброско подкрашена. Никаких халатов, старомодной химической завивки, расшарканных тапочек – боже упаси! Римма Ринатовна гордилась тем, что никто и никогда не мог застать ее врасплох, неодетой, непричесанной распустехой.
Чувства свои и мысли она тоже держала под контролем, и никто не мог…
«Никто? Не мог?»
Она снова вспомнила прошлую ночь и подумала, что врет себе. За пару – тройку дней это превратилось в привычку.
– А я бы мороженого съела. Есть у нас? – Голос Розы прозвучал резко, как пощечина.
– Мороженого? – с несвойственной ей растерянностью переспросила Римма Ринатовна.
– Да! Ты ведь в курсе, что это?
– Незачем мне грубить. Между прочим…
– Знаю. Мы все находимся в твоем доме и едим твою еду. Осточертели уже и еда, и попреки. Свалила бы из этого склепа, да не получается!
– А ну, хватит! – громко, но вяло, без особого вдохновения произнесла Регина. – Замолчи сейчас же.
«А чего молчать, – пронеслось в голове у Риммы Ринатовны. – Все мы хотим именно этого». Но спускать дерзости, конечно, нельзя. Она открыла было рот, чтобы дать отповедь противной девчонке, но в этот момент кто-то громко постучал во входную дверь.
Сидящие за столом замерли. Роберт уронил вилку, и она свалилась ему на колени вместе с куском картошки. Он и не подумал подобрать ее, не обратил внимания, что заляпал подливкой брюки. Регина совсем застыла, вытянувшись в струнку, лицо сделалось творожно-белым, и старый детский шрам возле правой брови вдруг стал заметнее. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок.
С Розы слетела вся ее независимость, на лице застыло беспомощное, испуганное выражение. Она была похожа на ребенка, который темной ночью увидел в углу комнаты буку и замер, не в силах от страха позвать на помощь. Римма Ринатовна позабыла, что собиралась строго отчитать ее. «Что происходит? Наверное, это просто соседи», – хотела она сказать, но язык не слушался. Горло казалось странно сухим, и ей показалось, что если она произнесет что-то, то звук ее голоса будет похож на воронье карканье.
Она всегда гордилась своей целеустремленностью, своим напором и бесстрашием, но сейчас хотелось сидеть вот так, тихонько, словно мышка, и пусть бы тот, кто пришел к ним этим вечером, подумал, что никого нет дома. Подумал, постучал еще раз для очистки совести, пожал плечами, да и убрался восвояси.
– Жалко, что свет горит!
Эти слова так точно выражали ее собственные мысли, что Римме Ринатовне показалось, будто она сама их произнесла. Однако они принадлежали Розе, которая шепотом продолжила:
– Если бы было темно, он подумал бы, что нас нет, и ушел!
Господи, да сколько можно? Что за наваждение такое? Обычный вечер праздничной новогодней недели – только вот телевизор не работает. А так… Люди отдыхают, ходят друг к другу в гости, едят и пьют больше обычного. Наверное, соседи зашли за чем-то, вот и все!
– Бред какой! – откашлявшись, с силой произнесла Римма Ринатовна, главным образом, чтобы придать уверенности самой себе. Убедить себя саму. Брат зыркнул на нее, еще больше съежился, и она поняла: он ненавидит ее за то, что произнесла эту фразу слишком громко. Настолько громко, что стоящий за дверью может услышать.
(Ведь эта луна… Ты не решила еще, как быть с луной?..)
Она отшвырнула салфетку, которую, оказывается, комкала в руке, и встала.
– Вы как во время бомбежки! С чего такая паника? Это всего лишь соседи!
Римма Ринатовна поправила платье, вздернула подбородок и решительно двинулась к выходу.
– Римма! Стой! – придушенным голосом окликнул ее брат.
Женщина оглянулась.
Прошлой ночью ей совсем не спалось. Легла, как обычно, поздно – завела на пенсии такую привычку. Вечерами смотрела телевизор, сколько хотела, но чаще, конечно, читала.
А уж перед тем, как уснуть, брала книгу в руки непременно. Так и не привыкла к электронным ридерам, повторяла, что читать с экрана – это как лизать сахар через стекло. Сама придумала или услышала где-то?..
Обычно она читала одновременно три книги. Во-первых, что-то серьезное, то, на что в прежние годы не хватило времени. Чаще из русской классики – нужно тренировать не только тело, но и мозги. Не дай бог впасть в старческое слабоумие! Вторая книга – произведение любимого автора, вроде «Унесенных ветром» или рассказов Михаила Зощенко. Это для души, то, что можно было перечитывать бесконечно, зная почти наизусть. Книга номер три – новинка, чтобы быть в курсе современных тенденций. Тут попадались интересные вещи, которые не зря оказывались в списках бестселлеров, однако встречалась и откровенная туфта, которую она без сожаления отдавала Раечке.
Рая жила в деревне, неподалеку от их коттеджного поселка, и раз в неделю приходила делать генеральную уборку. После Рождества, кстати, должна прийти.
Римма Ринатовна удобно устраивалась в постели, протягивала руку и брала с прикроватной тумбочки одну из трех книг. Мягкий шелест страниц успокаивал, убаюкивал. Частенько бывало, что прочитанное ночью приходилось перечитывать утром. Читала до тех пор, пока глаза не начинали слипаться, а потом быстро проваливалась в сон. И просыпалась уже утром, около восьми. Римма Ринатовна была из тех счастливчиков, что никогда не просыпались среди ночи. Сон ее был крепок и глубок.
(Если, конечно, не считать последних ночей).
С тех пор, как отошла от дел, продала бизнес и жила на проценты от выгодно вложенных немалых средств, она привыкла именно так заканчивать каждый свой день. Это стало ритуалом, который не нарушали ни болезни, ни проблемы – свои или чужие, ни праздники. Так было всегда, но в наступившем году все изменилось.
В общем-то, в последний раз она нормально спала в новогоднюю ночь. Признаться, Римма Ринатовна не помнила, как ложилась, но уж если проснулась в кровати, одетая в пижаму, то, видимо, легла, как обычно. Возможно, слишком устала накануне или выпила немного лишнего… По молодости такое случалось – довольно редко, но бывало. После пятидесяти она не позволяла себе злоупотреблений, даже курить бросила, хотя дымила с институтских лет по пачке в день.
Но, похоже, правил без исключений и в самом деле не существует.
Итак, она перепила и на автопилоте добралась до постели. В этом факте, если оставить в стороне рассуждения о морали, не было ничего такого, что из ряда вон. С кем не бывает. Плохо было то, что она не помнила новогодней ночи. Вообще.
А вот как раз это было крайне необычно. Для кого угодно – и уж тем более для человека, который с десяти лет ведет дневник и записывает туда важные события, четко фиксирует свои доходы и расходы, составляет план дел на месяц вперед.