Вокруг царила тишина, и насколько хватало глаз простиралась мертвая земля в саване из опавших листьев.
Позади, на довольно большом расстоянии от нее, из-под свода деревьев показалась лошадь мэтра Жонаса. Часовщик сидел в седле сгорбившись, словно его придавила тяжесть пылающей листвы. Он, видимо, тоже задремал. Анжелика подумала, что если медведица вдруг появится в зарослях, его лошадь может испугаться, и решила подождать его. Но все обошлось благополучно. Мэтр Жонас спокойно проехал под самым носом у изумленных медвежат; они еще долго провожали живыми черными глазками это странное животное, своими четырьмя ногами очень напоминавшее им лося, на спине которого возвышался горб, увенчанный чем-то остроконечным и непонятным (медвежата не знали, что это называется шляпой), а из-под этого сооружения вырывался громкий храп.
Мэтр Жонас и его жена упросили графа де Пейрака взять их с собой в это трудное путешествие, лишь бы только не оставаться на Голдсборо. Они вместе со своей племянницей Эльвирой, вдовой булочника из Ла-Рошели, и ее двумя маленькими сыновьями представляли гугенотскую часть отряда. Это были единственные знакомые Анжелики. Остальных, среди которых были итальянцы, немцы, англичане, шотландцы, она даже не знала в лицо. Она упрекала себя за эту необщительность, столь ей чуждую, обычно она тянулась к людям и быстро с ними сходилась. Сейчас ее окружали люди де Пейрака, и они настороженно присматривались к ней.
Особое место среди них занимал Никола Перро - канадский траппер, опытный проводник, незаменимый во время такого перехода. Он обладал особым даром появляться в ту самую минуту, когда Анжелика больше всего в нем нуждалась, и оказывал ей необходимую услугу. Он предпочитал идти пешком, забросив ружье за спину прикладом вверх. Он шел бесшумным, не знающим усталости шагом индейцев. Часто обгонял отряд: прокладывал тропу и выбирал удобное место для ночной стоянки. Анжелике казалось, что этот простой и вместе с тем такой непонятный ей человек способен раскрыть перед ней все тайны нового, пугающего ее мира. Но он бы, конечно, очень удивился, узнав, что именно в этом мире тревожит ее. Для него здесь все было так привычно. Дерево было деревом, не все ли равно, красное оно или зеленое, река была рекой, индеец - индейцем, главное - это мгновенно определить, кто перед тобою - друг или враг. Друг был другом, а враг - врагом, скальп - скальпом, трубка, выкуренная на привале, - самое приятное на свете, стрела в сердце - самое неприятное. Сложностей для него не существовало. Непостижимо, сколько он знал удивительных и редких вещей на свете, хотя сам он об этом не догадывался.
Анжелика пожалела, что в эту минуту его нет рядом. Ей хотелось бы узнать названия некоторых растений, которые она замечала по дороге. Она все чаще задумывалась над тем, чем же можно кормить лошадей в краю, где нет лугов, а в лесу - только сухой лист и бурелом. Она догадывалась, что Перро тоже беспокоит эта мысль. Однажды, когда он рассказывал ей, что сюда добираются только по рекам в легких индейских челноках, которые, дойдя до быстрины, вытаскивают на берег и переносят на голове до спокойного течения, он, вздохнув, добавил: "А вот с лошадьми здесь будет трудно..."
Алый закат поднимался над скалами, которые все теснее жались друг к другу, образуя ущелье. Вода с грохотом скатывалась вниз по уступам. Но подъем оказался не очень тяжелым. Анжелика, поднявшись по склону, остановилась и оглянулась назад: путники один за другим, кто на лошади, кто пеший, словно из колодца, выбирались из теснины. Все они тяжело ступали. Даже у самых молодых был измученный вид. Сказывались усталость и зной.
Трехлетняя Онорина спала, обхватив мать за талию. То место, где прижалась пухлая щечка ребенка, горело как от ожога. Малейшее прикосновение было в такую жару нестерпимым. Пот струился по спине, одежда липла к телу.