– Каким дымом?
– Так от взрывчатки этой. Я по запаху и отправился – как раз в это ответвление, а как до конца добрался, дыру нашел. Огромную!
– Ну? – в голосе Вано слышалось нетерпение.
– Вот тогда я и решил тебе все рассказать. Потому что одному туда как бы не очень…
– Очково, понимаю! – Вано фыркнул.
– Ага, уже реальный экстрим. Я в дыру-то и фонариком светил, и камни кидал – вроде глубоко. Даже думал вовсе прикрыть все досками и не лезть…
– Я тебе закрою! – Вано хохотнул. – Такой фарт, а он про доски придумал. Хотя кое в чем ты прав. Если глубоко, нам и впрямь нужна экипировка. Как у дигеров. Это у нашего Максика полный шкаф костюмов да смокингов, а я в этих джинах – и в школу, и на праздники… – он на минуту задумался. – Короче, делаем так: никому ни слова, а завтра сразу после уроков, бросаем рюкзаки и рвем сюда. Что нам нужно?
– Ну… Веревку подлиннее…
– Правильно! А лучше два мотка – метров по двадцать. Фонари – налобные и обычные. Спички со свечками…
– Зачем свечки-то, если есть фонари?
– На всякий пожарный. В пещерах, знаешь, как быстро батарейки садятся, влажно ведь… Еще берем ножи складные, одежонку какую-нибудь походную и… – Вано ожесточенно поскреб в затылке. – И пожрать что-нибудь. Бутеры там, воды бутылку, термос, если есть. Все вроде?
– Вроде все.
– Ну, и ладушки. А сейчас выбираемся и дуем к нашим, чтоб не заподозрили чего.
Я послушно кивнул. А что мне еще оставалось? Я был рядовым матросиком, а капитан Вано привычно рулил…
Глава 6 Накануне…
Восьмой класс – все-таки не седьмой, это мы сразу почувствовали – с самого 1-го сентября. У половины парней голоса пошли ломаться, и за лето все вытянулись – прямо жуть. Я тоже подрос, но как-то скромно – сантиметра на два-три. А вот Генка Маханюк аж целый дециметр прибавил – таким лосярой стал, даже Вано обогнал. Да и других сложно было пацанами называть. Мы и обращались друг к другу уже иначе: «але, мужики, привет!», «как дела, мужики, все путем?». Мужики, ха-ха!.. Послушать со стороны – ухохочешься, но вот как-то оно на автомате пошло – рукопожатия, солидность в движениях, разговоры… Одни, значит, проблемы «апгрейда» обсуждают, другие беседуют о пользе и вреде энергетиков, о готовящемся чемпионате по футболу. Но особенно весело было слушать «знатоков» тюнинга – и впрямь заговорили так, словно у каждого в гараже по паре-тройке тачек стояло. И все при этом знали, что машин ни у кого нет. То есть, у Лешкиного дяди и впрямь имелась старенькая джига шестой модели, Людкины родители мотались в сад на потрепанном «Оппеле», а отец Геныча владел мотоциклом «Урал», но на этом перечень, пожалуй, и заканчивался. Цапля про себя особо не рассказывала, а Макса Гурницкого я даже и не считал – он был не совсем из наших. Уже при первом его появлении все сразу уяснили, что «буратинка» из богатеньких – без особого пафоса, но со своими тухлыми наворотами. Потому что сходу попытался подкупить всех бесплатной «угощаловкой» в местном кафе. От угощения народ не отказался – схряпали все за милую душу, однако особого уважения Макс этим не заработал – разве что выбил себе право присутствовать на тусовках и время от времени молвить свое не самое пустое слово.
В общем, в начале учебного года народ выделывался, как мог – глаза пучил, пальцы гнул, вразвалочку ходил. Само собой, хватило нас ненадолго – уже через неделю стали снова хохмить, верещать да дурачиться. Как и прежде. Хотя, конечно, здорово, что догнали, наконец, девчонок по росту. А то ведь класса до шестого они были верзилами, мы – лилипутами, какое уж там ухаживание – смех один! Только сейчас все пришло в относительную норму. Я, понятно, затылком к Цапле не прислонялся, но тайные меточки на стенах для себя обозначал – там, значит, где она останавливалась. Когда не видел никто, подбегал к ним и вставал рядом. По всему выходило, что выше она меня была всего ничего. Если же ей надеть туфли без каблуков, а мне стельки тройные сделать, то можно и вовсе не стесняться. Но это было в прошлом году, а теперь я вроде стал даже чуточку выше ее – тем более что шпилек она никогда не носила.
Кстати, девчонки и тут четко разделились. Некоторые-то влезали на такие шпильки-шпилищи, что их как башни коломенские стороной обходили. За версту было видно, что эти «предательницы» взяли курс на старшаков. Впрочем, таких было немного. Большинство одноклассниц щеголяли в обычных кедах-кроссовках – обуви вполне человеческой. Вот и Цапля ходила в своей обычной униформе – джинах, блузке и кроссовках. Хотя при ее фигурке – ей бы любая одежка подошла – хоть платье до пят, хоть самое жесткое мини. Но про «мини» я, честно сказать, боялся даже думать. Поскольку на фоне наших «коров» Цапля сразу взмыла бы в форменные принцессы. А тогда… Тогда и старшаки за ней ринулись бы табунами, и все наши гиппопотамы. Может, и Вано, наконец, понял бы, какой он слепой дуролом. Ему-то, остолопу, и ухаживать не пришлось бы – только щелкни пальцами (а у него это звонко получалось!) – и поскакала бы моя Цапля за ним, полетела бы и помчалась.
Был еще страх, что в восьмом у нас поменяют математика, но Григорьич, по счастью, остался на своем законном месте. Он и пришел-то к нам в школу в прошлом году – незадолго до появления Цапли, но сразу взял всех в крепкий оборот. В том смысле, что прежнюю математичку мы не любили и боялись. Были, конечно, свои успевающие, но лично я не понимал ничегошеньки. Ну, прямо напрочь! И мнение о себе, как о безнадежном тупице, подкреплял практически на каждом уроке. В этом плане Василий Григорьевич меня просто спас. Да чего там! – его у нас сразу все заценили, как препода мудрого и необычного. В том смысле, что учиться у него оказалось, на удивление легко и весело, и уже в первую неделю я с удивлением понял, что, кажется, начинаю что-то понимать и имею все шансы выбраться из двоечно-троечного болота на твердую почву.
Он, кстати, и начал свой первый урок необычно. Стремительно влетев в класс и оглядев всех смеющимся взглядом, громко объявил:
– Все взяли себя за нос. Все, все! Не ленимся! А теперь осторожно потянули. Только не отрывая. И запоминаем то, что сказал великий Эйнштейн: «Математика – это наиболее совершенный способ водить самого себя за нос». Знания – ничто, воображение – все! Поэтому на каждый урок приносим листочки для почеркушек. Забыли – спрашиваем у препода. Препод – это я, Василий Григорьич. За глаза можно звать Васей или просто Григорьичем. Ну, а всевозможных листочков у меня всегда навалом.
– А зачем нам листочки? – поинтересовался кто-то из ребят.
– Рисовать, черкаться, тренировать воображение – водить мысль на кончике пера. Кто не рисует и не черкается – вяжет себя по рукам и ногам, надевает в темной комнате черные очки и пытается отыскать потерянные ключи.
В классе захихикали.
– Нам же это… Рисовать на уроках запрещают. Даже на ИЗО.
– Ну… – Василий Григорьевич картинно развел руками. – У каждого свои методы. Мой метод разрешает и черкаться, и рисовать. Именно черновики позволяют избегать ошибок. Не бойтесь ошибаться! Кто никогда не совершал ошибок, тот никогда не пробовал что-то новое. Это, между прочим, тоже сказал Эйнштейн! Будьте ручейками и не превращайтесь в болото, и тогда все у вас получится – непременно доберетесь до своей Мечты, до своего Моря-Океана. Не понимаете чего-то – отлично! Значит, вы перед очередной ступенькой. Задаете вопрос преподу, получаете ответ – и поднимаетесь на ступеньку вверх. Когда все легко и понятно, это даже подозрительно. Радуйтесь непонятному. Это всегда подножка, которую несложно перепрыгнуть.
– А если впереди не подножка, а целая баррикада? – ехидно осведомился Макс.
– Значит, чего-то вы не замечали прежде – возможно, тех же маленьких подножек. Испуганно обходили стороной – вот и накопилась куча-мала из маленьких непониманий размером с баррикаду…