Уф… отработали. Теперь главное в командировке – фуршет! За щедро накрытыми столами журналисты кушали и пили, точнее, пили и кушали. Подавали хороший коньяк, виски, водку для граждан, шампанское и вино – для гражданок. На закусь – мясо и рыбу для всеядных и зелень для травоядных. Петя жахнул коньяку и пошёл в туалет. Синие кабинки ему не приглянулись, там нужно голову пригибать, да и вообще в желудке стало так горячо, ну не ссать же в этих пластиковых вертикальных пеналах. До зелёнки – далеко, но русские люди упорные – Седых двинул в лес, он не стал заходить далеко, за первым же деревом он потянулся к ширинке и тут веки сыграли с ним злую шутку. Петя моргнул, обычное дело, мы не замечаем подобных естественных физиологических движений, как не замечаем биения сердца, чтобы услышать пульс надо поднести к уху ракушку – шумит в ней не море, шумит – ваша кровь. Кровь ударила в голову Пети. Мгновения назад лес был просто лесом, Седых моргнул и – вдруг! – увидел волка, которого раньше тут не было, да и не могло быть вообще. Слишком большой волк, таких показывают в сериале «Игра престолов». Лютоволки, кажется так у автора цикла романов о льде и пламени. Но то выдумка, а тут… Серо-серебристая туша в холке почти доросла до груди Седых. Такого роста иногда достигают доги, но таких мощных догов не бывает. Потянувшаяся к ширинке рука замерла. Наступило полнейшее осознание того, что убежать не получится.
Гляделки со смертью Петя выдержал, он не отвел взгляд, он не сдал назад, он не побежал, он не залажал. Будь что будет. Волк не моргал, Петя тоже не моргал, не моргал целую вечность. «Скажи своим, что это наша земля» – тихо так и напористо. Контакт. Без слов. Телепатия, блядь! «Хорошо!» – ответил Петя вербально ибо человек привыкает общаться словом, а не мыслью. И моргнул. Волк исчез. Седых некоторое время смотрел на сосны, ели и какие-то другие деревья и не видел за ними леса. На автопилоте он развернулся и на бреющем пошёл на базу, где с каменным лицом прошел мимо охраны вип-людей от простых людей и затёрся в вип-вагончик типа «М и Ж». Там, сделав свои малые дела, он столкнулся с главным японцем. Японского Петя не знал, поэтому на ломанном английском попытался объяснить, что волки тут большие страшные и людей едят. Наверное, вид Пети был страшен, потому что за ломанным английским не прятался волк, настоящий волк и этого волка хотел Седых донести до гостя из страны восходящего солнца! Японец несколько побледнел, но надо отдать должное потомку самураев – ни пяди пола около рукомойника он белому русскому варвару не сдал. Так Петя руки и не помыл, но спрыстнул их уже за столом водкой – лучшее дезинфицирующее средство. Коньяк уже кончился, в коммунальной квартире клювом не щёлкают! Пришлось перейти на родимую.
– Ты чо какой смурной, как будто приведение увидел? – поинтересовалась Татьяна.
– Так, всбледнулось что-то, вот кровь от лица и отхлынула, – ну не про волка же рассказывать.
– Не бережёшь ты себя! – заботливая русская женщина налила Пете ещё одну стопку.
Продолжили в микроавтобусе. Когда окружающий мир стал темнеть, Петя позвонил Весте. Минут пятнадцать он горячо объяснялся в любви, остаётся невыясненным, на какой минуте пропала связь (микроавтобус заехал в низину). Пришлось перезванивать и орать про любовь ещё раз. Теперь можно было пить, не боясь не выговорить длинных слов. На остановке взяли закусь, потому что награбленное с фуршета еда закончилась. В качестве одной из простых закусок использовали крабовые палочки (их делают отнюдь не из крабов!) Взяли те, на которые указал наманикюренный палец Татьяны, а не другие, потому что те были хуже, по авторитетному мнению Елисеевой. Не ошиблись, палки пошли на ура. Постепенно ёлки за окном микроавтобуса всё больше смазывались и смазывались, пока не превратились в зелёные сплошные полосы.
– Ты такой клёвый, – проредила Татьяна своими пальцами хайер Седых. – Вот не пил бы и не блядствовал, вышла бы за тебя!
– Кто блядствует?
– Давай не рассказывай, как тур по городам, так трахаешь всё, что движется. Да с тобой же в двух презервативах страшно ебаться!
– Всё под контролем!
– Бедная Веста… – никакого сочувствия в этой фразе не содержалось.
– Я её люблю, а то, что на концертах – остаётся на концертах,– Петя включил мужскую логику.
– Вот все вы такие мужики!
– Да…
Выпили.
– Какая у тебя гладкая кожа! – Татьяна гладила щёку Пети своими пальчиками. – Вот мне бы такую! Тебе же за тридцать глубоко?
– Да уже почти сорок…
– И такая кожа, – пальцы все гладили и гладили. – Открой секрет, чем мажешь?
– Да ничем. Генетика от родителей…
– Обалдеть!
Стали целоваться. А что тут такого? Татьяна с каждой рюмкой становилась для Пети всё красивее и желаннее. Доехав до Приозёрска, выпили на посошок. За телевизионщиками прибыли редакционные машины. Пишущие и снимающие стали вызывать такси и (непьющее меньшинство) рассаживаться по своим авто, припаркованных у площади Ленина. Очень скоро на площади остался только Ильич в виде памятника и его тень от фонарей. Таксисту Петя дал стольник и не забрал сдачи с 80 рублей – ехать было не далеко. Дома он долго не мог попасть ключом в замок. Распахнув дверь он бросился… нет, не к любимой женщине, а в туалет. Ополоснув лицо после необходимого опустошения мочевого пузыря, он явился к ещё не спавшей глубоко за полночь Весте. Она протянула к нему руки и тут Седых дернуло. Он испугался так сильно, как не испугался тогда, когда увидел волка. Руки Весты превратились в мохнатые лапы… Он импульсивно дернулся всем телом назад. Так ни один прыгун вперёд не сиганёт!
– Ты что?! Ты что?! – заголосила Веста.
– А это что на руках?! – тоже на повышенных тонах заполошил он.
– Да это же мехенди, дурак! Белая горячка что ли?
Да, это руки, это у неё обычные руки. И рисунки витиеватые и стильные. Петя решил про себя две вещи: ничего плохого не говорить про эти педальные мехенди и ни словом не упоминать про волка. Потому что он был в дурке – честно косил от армии в 90-е во время Чеченской войны, как и многие его друзья – и обратно туда, но уже по диагнозу настоящему, он не хотел.
– Клёвая прическа! – примирительно сказал мужчина и привычно потянулся к грудям женщины.
– Никакого секса, ты пил и целовался с какой-то блядью!
Он обнял и поцеловал куда-то в область ухо-горла-носа, а потом и в пупок попытался попасть, ведь чем пупок хуже уха? Он любил плоский животик Весты, её упругие ягодицы, длинные ноги… но разве можно расчленять любимую женщину? Ведь так можно найти душу или не найти или найти что-то другое, короче эта какая-то мрачная диалектика. Петя вдыхал, мял, целовал, лизал и покусывал – никогда не надо слушать, что говорит барышня. Надо делать.
– Курила траву, – безошибочно определил Петя, он лет восемь как бросил и склонял к этому всех курильщиков. – Мехенди!
Они засмеялись и долго хохотали ни о чем и так же ни о чем обнимались и целовались… Седых не знал, что эта ночь по итогам не будет такой фееричной, как она казалась сейчас. Тучи над его головой уже сгустились, скоро грянет гром…
Утром Петя проснулся от недоброго звука журчащей воды. С кислой физиономией он поплёлся в ванную и застал там любимую, красящую волосы. Веста меняла цвет и длину волос довольно часто и бескомпромиссно. Никакого сожаления по поводу прошлого своего образа она никогда не испытывала. Всегда двигалась только вперёд, чего иногда не хватало Седых, который любил посидеть на берегу озера и подождать, не принимая никаких решений при назревающем выборе – авось труп врага проплывет мимо, или дело само собой разрешится. А ещё Веста умная – её не нужно было просить выйти, чтобы любовничек смог облегчиться. А ещё она в меру стервозная, потому пнула коленом аккурат по попе Седых, а ведь можно было аккуратно шлёпнуть ладонью. Исторгнув лишнюю жидкость Петя понял, что сильно обезвожен и метнулся к холодильнику. Ничего не бывает вкуснее, чем минералочка с утра! Жить стало чуток лучше, но ни на йоту не веселей.