Зря отвлекаюсь, спохватился Саня, не о провожатом надобно печалиться, а о себе.
Когда Жук подошел к нему в городе, было не до расспросов; вообще ни до чего дела не было, кроме собственных прискорбных обстоятельств. Саня как раз прятался. Спереди раскорячился воз, доверху наваленный сеном. Сзади – глубокая каменная ниша. Бежать, когда кругом сонный полудень, когда людям нет надобности спешить и они как ленивые мухи ползут от тенечка к тенечку, да и тех людей на улице всего-ничего – только себя выдать.
А удрать хотелось так, что в пятках кололо. Нарвался, так нарвался! Три недели прожил в этом городе тихо, спокойно… нет же, натура, будь она неладна, взяла свое.
Виновата была девчонка, которую Саня вечером встретил у городского колодца. Остановился попить, перебросился парой слов с черпальщиком и уже собрался топать к себе, а тут – она. Проводите, говорит, меня, молодой человек, до дому, сама я сильно опасаюсь ночных страхов. Он тихонько хмыкнул на бабьи глупости, – откуда страхи в тихих как сухое болото Кленяках? – и пошел провожать. Сначала, как положено – к ее дому. Потом она запросилась, погулять. Они ее и пригулял к себе в каморку под городской стеной.
Между прочим, не в каждом поселении такое удобство встретишь. А все по тому, что Кленяки – место торговое. С трех княжеств сюда люди за сахаром ездят. Вот городской совет и придумал: наделать в стене комнатушек и сдавать их приезжим по грошику в день. Вход отдельный. Никто тебя не караулит, когда пришел, когда ушел. Умывальник, стол, да лежанка под пестрым лоскутным одеялом – много ли Сане надо.
До кровати они не дотянули, как вошли, она прыг на него, на пол повалила и давай целовать, будто год мужика не видела. А он, что же, он разве против? Сам, поди, давно сообразил, зачем она такие дальние прогулки затеяла.
Сначала они по полу катались, потом он ее на кровать перетащил. И понеслось. Оторвался! Девка сперва хихикала, потом урчала, потом начала орать в голос. Саня испугался – вдруг ей больно? – отодвинулся. Ага, как же! Она в него вцепилась: давай, говорит, еще. И давал. До самого утра. Утром она, только что не на карачках, уползала…
А когда ушла, спать уже и не хотелось. Саня еще немного повалялся, покусал лепешку, попил воды и пошел на рынок, искать работу.
За три недели к нему там привыкли. Знали, что работает он хорошо, не ворует, не скандалит, кому и за так поможет. Рынок место бойкое, народ туда-сюда бегает. Всяк своими делами занят, не до расспросов ему. За все время у Сани только раз и поинтересовались: кто таков. Он назвался. Ему поверили.
Он, не торопясь, шел с окраины к центру городка. Вольно разбросанные заросшие кленами, богатые усадьбы сменились узкими улочками, на которых дома лепились бок в бок, а где и налезали друг на дружку. Выщербленная кирпичная кладка тут и там пестрела заплатами свежей штукатурки. Где-то кривилась просевшая завалинка, где-то надменно выхорашивался каменный цоколь. Из простенков и глухих тупиков наползал запах помойки. Гнилой забор, одним концом завалившись в крапивный палисадник, другим тонул в канаве. За канавой поднималась новенькая кованая загородка, за которой скучал без крыши недостроенный дом. Паучьими лапками разбегались в стороны кривые переулки.
Саня нырял под веревки, с развешанным поперек улицы бельем, обходил выбоины и трещины в тротуаре, посматривал, похохатывал.
Дочка пекаря выложила на подоконник пышные груди, махнула ему рукой, улыбнулась. Он ей тоже улыбнулся, головой покрутил.
– За хлебом придешь? – крикнула девушка.
– Ага.
И пошел дальше, пиная подвернувшийся под ногу камешек. Свернул к колодцу, проскочил узкий переулок и вышел к рыночной площади
Ограды у рынка не было. Зато, будто на смех, стояли ворота – каменная арка с узким темным проходом. В тени Саня остановился передохнуть и осмотреться. За черной границей света-тени колготилась базарная площадь.
Девчонку он заметил сразу. Еще удивился, думал до завтра не встанет, нет, вертится посреди майдана, высматривает кого-то. Не его ли? Саня пошел к ней, растянув рот, в самой своей веселой улыбке, и уже приготовился поздороваться, а девка возьми и заори. Пальцем в него тычет и кричит: «Вот он!»
Ну, он. Я, то есть. И что?
А – то! Из-за девки вывернулся старый сухой сморчок в длинном черном халате и тоже орет: «Где?!»
Спасла реакция. Стариково «где» еще гуляло между прилавков, а парень уже улепетывал в сторону городских ворот.
Только полный идиот не узнает законного колдуна. А встречаться с сим представителем местной администрации в планы Александра никак не входило. Он с первого дня в городе сторожко присматривался да прислушивался. Выяснил: законный колдун у них старый, хворый, сильно не лютует. То есть, надо ему в тапочки насрать, чтобы он поднялся да пошел тебя ловить.
Выходит – насрал. Или люди врали? Не спросишь уже. Набегу не успеешь, а и успеешь, ответ не догонит. Только ветер в ушах – так бежал. Прыгал, перелезал, подныривал, проползал, и все – единым духом. Хорошо, хоть в коморку возвращаться не надо. Все его имущество на нем и с ним: по карманам рассовано – такая привычка, давняя уже. Лишь бы выбраться из, ставшего опасным, города. В полях его фиг поймают. А и поймают, закона такого нет, чтобы его, в поле пойманного, судить.
Ап! Саня поднырнул под очередную веревку с бельем. В конце улицы показались городские ворота. Стражники скучали, попрятавшись в тень. Может, даже спали на посту?
И пошел он тихо и спокойно, будто по своим делам путешествует. А за спиной уже шум. Спасибо тетке, которая белье на общее посмотренье развесила, не иначе все тряпки в доме собрала. Манатки напрочь перекрыли обзор. Только успеет ли он дойти до ворот? Кажется, не успеет.
Воз с сеном, косо перегородивший половину улицы, попался как нельзя кстати. За ним к тому же помстилась щель между домами. Саня, не торопясь, свернул за телегу, пригнулся, нырнул и уперся в стену.
А вот это уже плохо. Хуже некуда. И ни балкончика над головой, ни водостока. Он бы враз уцепился, подтянулся и ушел по крышам. А так – стой не дыши. Зато есть время подумать, зачем девка на него колдуна натравила. Ведь уползала довольная как сытая кошка, целовала, кусала, говорила, что любит на веки. Не в том ли закавыка? Решила оставить при себе и колдуну заплатила, чтобы изловил? А тот как раз подхватился! Щас! Или много заплатила? Ой, горюшко! А голоса все ближе. Но колдунишка, видать, плохонький – кое-как поспешает.
Теперь, что делать, если поймают? Жениться на девке Саня не станет. Он попросту не может…
За возом, с той стороны кто-то остановился. Из укрытия был виден только один пыльный, коричневый сапог. Хорошо встал незнакомец. Еще так немного постоит, и загонщики проскочат мимо, даже не подумают в нишу заглянуть.
Не проскочили, остановились.
– Лохматого парня в серой рубахе видел? – одышливо прохрипел старческий голос.
– Видел, – отозвался гад в коричневом сапоге.
– Куда побежал?
Подобравшийся Саня увидел, как незнакомец махнул рукой в сторону узкого переулка на противоположной стороне улицы. Туда парочка преследователей и кинулась, только цветастая девкина юбка мелькнула. А владелец коричневых сапог завернул в Санино укрытие, посмотрел на парня, сказал: «Ага», выглянул наружу, вернулся:
–Давай за мной.
Какой там, спорить! Саня пролез за незнакомцем под возом, потом под веревкой, свернул за ним раз, потом еще несколько раз, и вышел к городским воротам с другой стороны. Один вышел. Незнакомец, указав, куда идти, сам будто растворился. Только что был и исчез, чтобы появиться, когда Саня уже ковылял по проселку.
Ноги отяжелели, едва только городские ворота скрылись из виду. Надо бы уйти с открытого места и – по кустам, по кустам. Не полез. Сил не осталось.