– Позвольте мне графиня на правах первого с кем вы познакомились в Кречевицах ангажировать вас на предстоящий танец, – попросил Аносов.
– Первым был Лежин, впрочем, я всё равно согласна, – рассмеялась графиня.
Одинцов до одиннадцати вечера пробыл на балу, потом отправился спать. В полночь его разбудил Аристархов и доложил:
– Ваше благородие, до вас драгунский корнет пожаловал. Говорит, давай буди своего офицера, у меня до него дело.
– А что за корнет? Как фамилия?
– Не могу знать, – вытянулся по стойке «смирно» Аристархов.
– Плохо. Должен был спросить.
– Сей момент ваше благородие, – Аристархов кинулся к двери.
– Да теперь уж не надо.
Он одел халат, вышел в соседнюю комнату, там сидел Аносов.
– Прости, что разбудил тебя Алексей, но мне нужно с кем-то поговорить. Сашка черт, куда-то подевался. Я оказался около твоего дома, вот и зашёл к тебе. Надеюсь, ты не в обиде?
– Бог с тобой! Какие могут быть между нами могут быть церемонии? Правда, я видел уже третий сон, но это мелочи. Как прошёл бал? Наблюдал, как ты танцевал мазурку с графиней. Как её? Кажется Скобаньская.
– Да вальс и несколько кадрилей. Танцевал бы больше, но слишком много желающих было до танцев с ней. И всё же Алексей, мне удалось заинтересовать её. Она пригласила меня завтра, вернее уже сегодня, на чай. Пойду к ней после службы.
– Что ж поздравляю. А что ты так возбуждён? Эка невидаль! Приезжая дама, скучая в нашей глухомани, пригласила тебя в гости. Чему ты так рад, что не идёшь домой?
– Я, кажется, влюблён Алексей!
– Так скоро?! Помилуй бог Володя! Ты и знаком то с ней всего ничего, а уже воспылал любовью, – рассмеялся Одинцов, – уж больно братец ты влюбчив.
– Ах, Лёша, она прекрасна! Графиня, само божество. Между прочим, она интересовалась тобой.
– Её интерес к моей скромной персоне, меня ничуть не трогает. И тебе советую окунуть голову в холодную воду, может это остудит твой любовный пыл.
– Ты слишком циничен Алексей, а это, между прочим, тебе не к лицу, – заметил Аносов.
– Сие есть не цинизм, а житейская мудрость.
– Не буду, спорить, ибо я влюблён и глух к голосу разума! Интересно, думает ли она обо мне? Хоть немного.
– Я считаю, что она сейчас сладко спит. Наверняка у графини полно влюблённых в неё сумасбродов. Зачем лишаться из-за них сна?
Но Одинцов ошибался, графиня не спала, а причиной этому был он. Пани Скобаньская сидела в своей комнате, у окна стоял Бошняков.
– В этом захолустье нет даже приличного зеркала – со вздохом сказала она, осматривая себя в ручное зеркальце
В соседней комнате служанка расправляла постель. Бошняков подошёл к двери спальни, сказал ей:
– Милочка, мы с графиней немного поговорим, а ты потом закончишь. Сейчас будь любезна выйди
Плотно прикрыв за служанкой дверь, он продолжил:
– Наше пребывание в этой дыре, зависит от вас графиня. Вы прекрасно знаете цель приезда в Кречевицы. Между тем флиртуете с корнетом, который ни в коей мере не может нас интересовать.
– А согласитесь, он милашка, – улыбнулась графиня.
– Возможно графиня. Но это обстоятельство, ничуть не приближает нас к цели, – процедил сквозь зубы Бошняков.
«Сука! Из-за этой похотливой стервы, мы можем надолго застрять здесь, а потом вернуться в Петербург не солоно хлебавши», – подумал он, с ненавистью глядя на Скобаньскую.
Та любовалась собой в зеркало и не замечала его взгляда. Графиня добывала свои сведения через постель. Она вообще не отличалась большой разборчивостью в кавалерах, многу народу побывало в её объятиях, и отнюдь не всегда этого требовалось для дела, которому они оба служили. Однако махаться с Бошняковым она категорически отказывалась. А как же он желал её! Даже деньги ей предлагал, и не малые, что было для скупого Павла Афанасьевича совсем уж немыслимо. Однако эта стерва со смехом отказалась.
– Не забывайте графиня, зачем мы здесь!
– Я всегда помню об этом, – вздохнула та.
Алексей Одинцов, как раз и был целью их приезда в Кречевицы. Бекендорфа давно интересовал Пётр Одинцов, старший брат Алексея. Он находился в Париже, когда в декабре 1825 года заговорщики вышли на Сенатскую площадь. Прямых улик в 3-ем отделении о принадлежности Петра к тайному обществу не было. Более того, на допросах, перед казнью, один из организаторов восстанья, Муравьёв-Апостол показал: «Одинцов Пётр, вначале принимал живейшее участие в собраниях тайного общества. Но спустя время, к делам общества охладел, а потом и вовсе уехал в Париж». Может и правду говорил Муравьёв – Апостол, но скорее всего и лгал, выгораживая своего товарища, коль уж себе помочь был не в силах.
А меж тем, когда в январе 1826, когда взбунтовался Черниговский полк, были сведения, что рядом снова был Пётр Одинцов. Случайность?
Бекендорфу докладывали, что Пётр Одинцов у себя в имении живёт тихо. О нём уже стали забывать, но тут грянули события в Польше. Поступали донесения от агентов, что, Пётр принимал в них участия, но опять не было прямых улик. Ни кто из арестованных польских конфедератов не давал показания на Одинцова. Однако у шефа жандармов была уверенность, что Пётр глава тайного общества заговорщиков. Тем более имелись косвенные данные о его связи с рядом видных масонов в Париже, куда он изредка выезжал. Если это так, то младший брат наверняка учувствует в заговоре.
« Вряд ли Алексей Одинцов так же изворотлив как старший братец,– рассуждал Бекендорф. – Нужно более тщательно присмотреться к нему. Через младшего, выйдем на старшего».
По этой причине и приехали Скобаньская с Бошняковым в Кречевицы.
***
Полковник Штольц, бравый вояка, не знавший страха на поле боя, как огня боялся своей жены, над чем в офицерском кругу в Кречевицах немало потешались. С утра Алексей попросил у него аудиенции. Одинцов сам высокого роста, но перед Штольцем, чувствовал себя буквально коротышкой. Стараясь быть учтивым, Иван Карлович улыбнувшись, сказал:
– Я вижу, господин поручик, вы вняли моим дружеским увещеваниям и вчера были на балу. Как вам понравился вечер?
– Всё удалось на славу ваше высокопревосходительство. Я благодарен вам за наставления. Последовав им, я ничуть не пожалел.
– Что ж голубчик, очень рад! Впрочем вы явно пришли ко мне не для того что б выразить своё признание. Позвольте узнать цель вашего визита.
– Вы чрезвычайно прозорливы господин полковник, – усмехнулся Одинцов, – извольте взглянуть, ваше высокопревосходительство.
Одинцов протянул рапорт. Прочитав его, полковник спросил:
– Чем же наша батарея не подходит вам? Почему вы просите перевода на Кавказ?
– Служба под вашим началом для меня честь господин полковник, но всё же, хочется испытать себя в настоящем деле. Кавказ для этого подходит как нельзя лучше.
– Позвольте вас спросить Алексей Михайлович, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Ну что ж вы правы, самое время для ратных подвигов. Я дам ход вашему рапорту.
– Благодарю вас господин полковник. Засим, позвольте откланяться.
– Ступайте голубчик.
Выйдя от полковника, Одинцов направился домой. Когда он проходил по центральной площади, у церкви, его кто-то взял за локоть. Алексей оглянулся, перед ним стоял низенький господин. Внешность его была столь необычна, что Одинцов тут же припомнил его фамилию.
– Здравствуйте месьё Бошняков.
– Добрый вечер господин поручик. Прогуливаюсь по вашим Кречевицам в поисках достопримечательностей и приличного общества, – сказал Бошняков.
– Что касается первого, то не трудитесь, вряд ли вы их найдёте, – улыбнулся Алексей, – а приличное общество вы имели удовольствие лицезреть вчера. Если не ошибаюсь, вы весь вечер провели за карточным столом к компании весьма почтенных людей.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Бошняков, – однако, позвольте заметить, что круг интересных людей в Кречевицах не ограничивается моими вчерашними карточными партнёрами. Хочу сообщить вам, что графиня Скобаньская, увидев вас на балу, очень вами заинтересовалась. Она выразила сожаление, что вы так быстро исчезли. Графиня даже не смогла с вами побеседовать, чем весьма опечалена. Позвольте господин поручик исправить этот казус. Прошу вас навестить наше скромное пристанище.