Нужен взгляд в более глубокие, доисторические времена, составляющие истоки человеческого бытия и поэтому не успевшие упрятать (исказить) нечто истинное в людях под наслоениями цивилизационной культуры. Ведь для счастливой жизни прежде всего нужен другой человек, с иными внутренними ценностями и личностными качествами. Был ли такой человек в прошлом – вот главный вопрос!
Эволюционная теория убедила мир, что мы выросли из дикости. А современные литературные творения и фильмы-ужастики, показывающие дремучее варварство, беспредельную жестокость и тупость наших предков, закрепили в сознании подобные представления.
Например, у братьев Стругацких в романе «Трудно быть богом» показаны существа того периода, которых сложно назвать людьми в современном смысле данного слова. Это – некие (по утверждению авторов) «заготовки» будущих людей, болванки, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь «гордого и свободного человека». Они у Стругацких – пассивны, жадны, фантастически эгоистичны, корыстолюбивы, рабы навязанной им веры и собственных страстей. Такие существа могут заслуживать только презрительной жалости.
Это – научная версия того, что было. Цивилизация своими теориями вначале опустила древнего человека на дно дикости, а потом представила это дно доказательством всего «хорошего», привнесенного ею в жизнь.
По мнению Н. А. Бердяева, научная антропология в исследованиях первобытного общества ослеплена эволюционной теорией. Исходя из этой теории, она обречена предполагать, «что человек был сначала в диком полузверином состоянии» и только потом постепенно цивилизовался до современного состояния (20, 87). Для науки оказалось удобным судить об изначальном прошлом человечества по сохранившимся нынче дикарям и изолянтам. Хотя уже очевидно, что эти изолянты представляют собой далеко не исходную ветвь человеческой расы.
По мнению Л. Н. Гумилева, «так называемые изолянты», например, пигмеи тропических лесов Африки или аборигены Австралии, считавшиеся находящимися «на ранних стадиях цивилизации», по сути, представляют собой конечную, а не начальную фазу этногенеза (39, 300). Иначе говоря, они пришли(!) из какого-то другого состояния к положению изолянтов. Если их первобытная жизнь есть тупик, значит, ранее было нечто более высокое по состоянию людей и их возможностям. В свое время Бердяев также считал, что живущего нынче в джунглях дикаря правильнее было бы считать продуктом «вырождения и упадка, одичания человека, чем первобытным человеком и источником человеческого развития» (20, 88).
Следовательно, известный науке период дикости – это не первая, а вторая бытность людей. Первая была значительно раньше, в доисторические времена. После крушения тех времен в жизни людей произошел качественный переход – но не к высшему, а к более примитивному существованию. В дальнейшем для одних это существование стало тупиком, другие сумели выбраться из него через создание рациональной цивилизации.
Сегодня наука в основу своих расчетов кладет известных ей первобытных, но важнее понять состояние, предварявшее дикость, увидеть тех людей, продуктом вырождения и упадка которых являются нынешние изолянты. Плененные эволюционной теорией научные представления уже столетиями топчутся на месте в деле познания человека и его истории. Идея непрерывного прогресса слишком неестественна в своей однозначности. Она – для технической сферы, но не для человека, его духовного мира.
Вполне возможно, что наш истинный предок был ближе не к животному, а к божественному началу жизни. Следовательно, на каком-то этапе бытия он трансформировался не по пути приобретения чего-то сверхживотного, а через умаление, вытеснение с авансцены жизни высшего, божественного в себе.
Древние предания говорят, что на подлинной заре человечества существовавшие до сваливания в первобытный тупик люди находились в состоянии, не отделявшем их столь резко, как в наше время, от высшего мира. По словам французского философа А. Камю, пропасть между богами и людьми тогда не существовала (59). Об этом свидетельствует и Библия. Первобытность – трагический финал исходного великолепия людей и их бытия.
Известные истории первобытные люди в своей внутренней ипостаси от нас принципиально не отличаются. По своим качествам мы, начиная с дикости, все те же, неизменные. «Свободного и гордого человека» на путях цивилизации так и не получилось. И нынче он – жаден, корыстен, эгоистичен, агрессивен, раб необузданных страстей и нелепых потребностей. Разве что внешней манерности, лживо прикрывающей личностную ничтожность, у него стало больше. Только благодаря внутреннему родству мы так хорошо понимаем происходившее в дикие времена.
Идея всеобщей справедливости и жизни по запросам совести не вытекает из эволюционной теории Ч. Дарвина. И, как показывает история, в условиях цивилизации, рассматривающей человека только продуктом эволюционного развития, такая жизнь была невозможна в прошлом и остается невозможной как в настоящем, так и в будущем. Конкурентные отношения рыночной эпохи мало отличаются от отношений периода дикости. Здесь тоже побеждает сильнейший в ходе жесткого естественного отбора. Вера в эволюционное происхождение человека невольно влияет на нынешние отношения между людьми и процесс выработки у них нужных для жизни качеств. Внутренне мы не выросли из состояния дикости и в условиях существующей цивилизации выйти из этого состояния не способны. Стругацкие с нас списали своих героев, только убрали лицемерную внешнюю лощеность.
Для жизни по любви и совести нужен качественно иной человек. И он был в доисторические времена. Принципиально другие внутренние силы и ценности определяли поведение людей золотого века. Между золотым веком и первобытностью – качественный скачок в человеческой сути. На этом переходе люди настолько изменились, что воспоминания о прошлом стали неприемлемы для нового сознания, и амнезия их вытеснила. Произошло примерно то же, что происходит на индивидуальном пути человека в 3–5 лет, когда после овладения разумом и сознанием амнезия вытесняет из памяти ребенка все воспоминания о раннем детстве.
Происшедшее при крушении золотого века искажение внутренней ориентации людей повергло их в состояние дикости, и без восстановления активности исходных качеств ничто эту дикость искоренить в них не в состоянии.
Современному человеку, уверовавшему в преимущества цивилизованности и многознания, представления мифов и преданий о постоянной связи древних людей с чем-то высшим кажутся не более чем пустой фантазией. Мы убеждены, что знаем больше своих далеких предков, видим глубже, лучше понимаем происходящее. Очень спорное убеждение. Просветлели мы, овладев знаниями, или произошло ослепление нас знаниями? Может быть, оказавшись в плену готовых и предельно зауженных шаблонов, мы утратили многое из того, что видели, чувствовали, на что были способны наши далекие предки?
Говорят, детям дано видеть истинное: что утаено от взрослых, открыто младенцам. Не исключено, что человечество в своем младенчестве тоже было способно знать то, что стало недоступно нам, прошедшим многовековую школу просвещения и в результате навесившим на свою исходную сущностную способность много того, что «от цивилизации», что делает нас совсем другими людьми, по-стариковски зашоренными в своих убеждениях. С возрастом (историческим и индивидуальным) мы утратили (и утрачиваем) то, что в древности считалось обычным делом для разного рода учителей, пророков, ветхозаветных Авраама, Якова, Моисея и даже для всех людей того времени, – способность поддерживать связь с Богом, чувствовать тайны природы, изнутри влиять на происходящее в жизни.