Он - с умом опасным и острым, она - красивая и чувственная, как Ева, ведущая себя с небывалой свободой".
Или он скажет: "Да, я видел их, стоящих на берегу реки в отсвете вод голубого Кеннебека, среди деревьев, - он, весь в темном, твердый и язвительный, и она - блистательная, стояли, поддерживая друг друга; мужчина и женщина, связанные каким-то узами... Какие же узы это могут быть?" - спросит он, содрогнувшись, отца д'Оржеваля.
И снова болотная лихорадка, которая столь часто овладевает миссионерами, вызовет у него зябкий озноб... "Да, я видел их, я долго оставался рядом с ними, и я выполнил ваше поручение - проникнуть в сердце этого человека Но теперь я изнемог".
- Вы пришли сюда искать золото? - спросил иезуит сдержанным тоном. - Что ж, вы его нашли!.. Вы явились сюда, чтобы отдать все эти чистые и первозданные края во власть идолопоклонства, преклонения перед золотом.
- Меня еще никто не называл идолопоклонником! - сказал Пейрак с громким смехом. - Отец мой, вы не забыли, что пятьсот лет назад монах Тритхайм учил в Праге, душой первого человека было золото.
- Но он добавил также, что золото содержит в себе крупицы порока и зла, - живо возразил иезуит.
- Однако, богатство дает могущество и может служить благу. Ваш орден, как мне кажется, понял это с первых дней своего существования, ибо это самый богатый монашеский орден в мире.
Отец де Геранд переменил тему разговора, как он это делал уже несколько раз.
- Если вы француз, то почему вы не враг англичан и ирокезов, которые хотят погубить Новую Францию? - спросил он.
- Распри, разделяющие вас, уходят корнями в давние времена, и для меня было бы слишком тяжко делать выбор и ввязываться в них. Однако я постараюсь жить в добрых отношениях со всеми и, кто знает, может быть, принесу мир...
- Вы можете принести нам много зла, - сказал молодой иезуит напряженным голосом, в котором Анжелике послышалась подлинная тревога. - О, почему, - воскликнул он, - почему вы не воздвигли креста?
- Это знак противоречий.
- Золото было двигателем многих преступлений.
- И крест также, - сказал Пейрак, пристально глядя на него.
Священник резко выпрямился. Он был столь бледен, что солнечные ожоги, покрывавшие его лицо, казалось, кровоточили, как раны, на побелевшей коже. На его тощей шее, выступавшей над белым сборчатым воротником, единственным украшением черного платья, выделялась пульсирующая вена.
- Наконец я услышал ваш символ веры, сударь, - произнес он глухо. - И напрасно вы заявляете о дружеских намерениях по отношению к нам. Все слова, которые я слышал из ваших уст, были проникнуты тем богомерзким мятежным духом, который характеризует посещаемых вами еретиков. Это отказ от внешних знаков набожности, скептическое отношение к истинам откровения, безразличие к торжеству Правды. И вам все равно, будет ли истинный свет божественного Слова вместе с католической Церковью стерт с лица этого мира, и охватит ли души мрак!
Граф поднялся и положил руку на плечо иезуита. Его жест был полон снисходительности и своего рода сочувствия.
- Хорошо, - сказал он. - Теперь слушайте меня, отец мой. И извольте затем точно передать мои слова тому, кто вас послал. Если вы пришли сюда просить не враждовать с вами, помогать вам в случае голода или бедственного состояния, то я сделаю это и уже делал с тех пор, как обосновался в этих местах. Но если вы пришли требовать, чтобы я ушел отсюда с моими гугенотами и пиратами, я отвечу вам "нет"! Я не ваш, я ничей.