., только ведь здесь я не дома... Я чувствую себя не в своей тарелке. Право, я думаю, что мне нет здесь места...
- Вам нет здесь места? Рядом со мной, а главное, рядом с Этьеном? Мне казалось, что вы не желали ничего более, чем жить подле него?
- Мне и самой так казалось, но, по правде сказать, я и не нужна ему вовсе. Им всегда занималась Жанетта, лучше, чем кто-либо. Да это и понятно, ведь она его кормилица...
- А вам не пришло в голову, что мне будет тяжело расстаться с вами? Я стольким вам обязана, Годивелла!
Что стало бы со мной после трагической смерти моих родителей, когда я приехала в Лозарг? Вы дороги мне, и я уверена, что Этьен вас любит.
- Я буду иногда навещать вас. Мы ведь не насовсем расстаемся. Лозарг не так уж далеко отсюда. Потом, видите ли, мадам Гортензия, мне кажется, что я нужна там. Я уже несколько дней об этом думаю, а сегодня, в день поминовения усопших, еще больше, чем всегда.
Годивелла перевела взор на синеющие дали, по морщинистой щеке скатилась слеза.
- Он там один-одинешенек под развалинами замка. Знаю, он причинил много зла, но он был мне почти как сын. И как подумаю, что он там лежит и никто не прочтет над ним молитвы, не положит ни цветочка, не преклонит колен над его прахом, мне становится так тяжело на сердце.
- Боже сохрани, да я и не думаю мешать вам сходить туда помолиться, милая Годивелла. Вот держите, - она протянула ножницы и вложила их в руку старой женщины. - Срежьте здесь все цветы, какие вам нравятся, и отнесите ему. Я попрошу Франсуа отвезти вас туда...
- Не беспокойтесь, мадам. Мой племянник Пьерроне только что приехал за мной на бричке покойного Шапиу. Но несколько цветочков я возьму, спасибо вам большое. Только.., я не вернусь, по крайней мере пока.
- Ну будьте же разумны, Годивелла! Сейчас уже почти зима. Вы же не можете жить в развалинах! В вашем возрасте это будет равносильно самоубийству.
- Беда невелика. Но у меня пока крепкое здоровье, да и нет причин для беспокойства, ведь я буду жить на ферме. Говорят, она не слишком пострадала от взрыва, чего мне еще? Если это не так, я смогу поселиться в деревне у моей сестры Сиголены, которая только рада будет. В любом случае я буду рядом с ним.
Ведь у этого окаянного нет убежища, нежели эти руины. В округе говорят, что Лозарг теперь как заколдованный, будто там видели огоньки, тени какие-то, - добавила Годивелла, поспешно перекрестившись.
- Это не новость. В Лозарге всегда было нечисто, и вам это прекрасно известно, - оборвала ее Гортензия с внезапным гневом.
- Вы что, забыли, что я и сама видела там... Не говорите об этом, мадам Гортензия, - простонала Годивелла, опять осенив себя крестом. - Ваша бедная тетка сегодня почивает в мире, и уж если есть там заблудшая душа, боюсь, это сам господин Фульк...
- Ну и что теперь? Если маркиз проклят богом, он ведь всегда сам этого добивался!
- Может, оно и так, но милосердие божье безгранично, разве нет?
- Но в него надо верить и всегда просить о нем господа, а маркиз постоянно избегал этого. Ах, Годивелла, - добавила молодая женщина внезапно упавшим голосом, - неужели и вправду вам так необходимо покинуть нас с Этьеном?
- Вы же знаете, что я вовсе не нужна вам. А вот если я окончательно брошу его, мне будет казаться, что я предала смысл моей жизни. Я хочу умереть подле него, как старый верный пес, который не может пережить хозяина и умирает на его могиле. Поймите меня, хотя вы молоды и вам это будет не просто.
Гортензия поняла одно: Годивеллу уже ничто не удержит, и она отпустила старую няньку.