Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая - Вера Камша

Вера Викторовна Камша

Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть пятая

На Изломе зимы повстречаем рассвет.

Скоро скалы оденутся льдом.

Этим утром давай отрешимся от бед

И куда-то зачем-то придем.

Будет год, будет день; будет да, будет нет;

Будет счастье сидеть за столом.

Будет что впереди? То ли тьма, то ли свет…

Но не бойся: все это – Излом.

На Изломе весны все рождается вновь.

Веет ветер. И кажется сном,

Что кончается жизнь, проливается кровь

И что полдень совсем ни при чем.

Чтить ли и ожидать? И при чем тут любовь?

Мы не гордые, мы подождем.

Сомневайся, надейся и не прекословь!

Что бояться? Ведь это – Излом.

Ну а летний Излом согревает волну.

Слышишь – песни и плач ни о чем?

Не уйти в облака, не нырнуть в глубину —

Все глубины кончаются дном.

Недалёко закат. Оборвали струну…

Ну и орстон! Аминь. Мэратон!

Пусть никто никогда не признает вину,

Не боимся. Все это – Излом.

Вот осенний Излом. Вот уж полночь близка.

Молний блеск в темноте, шквал и гром.

Ненадолго! На месяцы и на века —

Но не дольше. Закройся дождем.

У кого-то, возможно, судьба высока,

Ну а мы поживаем и врем…

Ветер бьется о скалы. Река глубока.

Отсвет молний. И это – Излом.

Простите. Север, юг, восток и запад

Перемешались, аж не расплести.

Какие у Этерны там пути —

Не знаю. «Ночь идет на мягких лапах».

Юрий Гиренко

Те, кто в самом деле не думает, ибо не способен, вечно намекают на глубины своих размышлений.

Рокэ, герцог Алва, соберано Кэналлоа, регент Талига

Страх ошибки, чужой боли, греха или того, что названо таковым, ведет в Закат столь же верно, сколь и равнодушие.

Странствующий епископ ордена Славы Луциан

* * *

XVI. «Влюбленные»[1]

Было бы невозможно предотвратить крах королевской власти, если бы мы шли на поводу у тех, чье невежество по части практического руководства государством сравнимо с их высоким мнением о себе как о знатоках теории государственного управления, тогда как они не способны ни на глубокие мысли по поводу политики государств, ни на суждения о происходящих в обществе процессах, каковые недоступны их пониманию.

Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье

Глава 1

Талиг. Старая Придда

1 год К.В. 4-5-й день Зимних Ветров

1

Большой Руди решил наконец выспаться, – Руди Мелкий потянулся и глянул на высящиеся в углу часы. – Часа два, как ушел, так что сдаю тебе ночь и зиму. Зима холодная, вьюшки закрыты, на небе – месяц. Властвуй, а мы спатиньки.

– Счастливо выспаться, – откликнулся Давенпорт, подходя к окну. Худеющая луна зацепилась за левый флюгер, рядом мерцало несколько крупных звезд. Всадница или Паук? Моряк бы сразу сказал, это на суше звезды нужны разве что астрологам и для красоты.

Ночь выдалась дивная, и Чарльз любовался синими тенями, пока по дворам не прошел полуночный патруль. Теперь до утра в Старой Придде одна власть – капитан Давенпорт. Чарльз еще раз глянул на вверенную его заботам луну, открыл и закрыл дверь в темный кабинет, после чего перебрался в примыкавшую к приемной комнатку без окон, куда как-то умудрились втиснуть стол, пару стульев и узкую кушетку.

Ноймаринен не считал, что дежурные адъютанты обязаны таращиться во тьму – не коты. Их дело оказаться на месте, когда случится нечто важное, только важного больше не ожидалось: всё или почти всё уже произошло, оставалось встряхнуться и начать жить дальше. С новым Кругом, новым королем и временной столицей, хотя сам Чарльз сто раз бы подумал, прежде чем возвращаться в Олларию и тем более тащить туда детей. Хватит того, что Карла с сестрой привезли в Старую Придду. Показать верным, чтоб их, подданным! Эту верность капитан Давенпорт видел во время ареста Фердинанда, до смерти хватит. Адъютанты герцога вцепились в предложение нового товарища до конца праздников взять ночные дежурства на себя. Обормоты не представляли, насколько «знаменитому Давенпорту» тошно от своей славы и оживающего двора. За возвращение в армию капитан отдал бы все, кроме Мелхен. За возможность съездить в Акону – полжизни и еще четверть – за Большого Руди, снявшего регентскую цепь, но продолжавшего волочь на себе то, до чего у Алвы не доходили, да и не могли дойти руки. По сути Ноймарский Волк оставался регентом, а Кэналлийский Ворон – Первым маршалом, и это было правильно. Неправильной была тревога за болтающегося по Западной Придде Савиньяка.

Накрытый льняным полотенцем свежий пирог напомнил о себе ароматом печеных яблок и еще чего-то пряно-горького, Мелхен бы сказала точно. Девушка не любит роз и комплиментов, но редкие на севере специи примет, благо в Старую Придду торговцы сейчас просто ринулись. Самое время добыть то, чего нет в Аконе, а после праздников – попросить отпуск для устройства семейных дел. В Давенпорт съездить придется на самом деле – собрать родню и соседей, выслушать кучу обязательных глупостей… Впрочем, неизбежные на родительских поминках разговоры о свадьбах не столь уж и нелепы. Чарльз не собирался тянуть, дело было за невестой, а ее стерегли то Юлиана со съеденными сто лет назад пирожками, то подружка со своим котом.

От Селины Давенпорта трясло, однако появления Мелхен в Старой Придде, где вокруг красавицы неминуемо соберется стая поклонников, капитан не хотел. Уж лучше девица Арамона! Эта разгонит всех, только вечно сидеть в Аконе девушки не будут, вдова родит и возьмется за приемную дочь. Присмотрит бергера поздоровей, и начнется… Мелхен спорить с матушкой не станет, Селина тут не помощник, а вот герцогиня Ноймаринен повлиять на баронессу Вейзель в состоянии.

Первым просить супругу Рудольфа о помощи Чарльз бы не стал, но та заговорила о Мелхен сама. Удивляться не приходилось: он своих чувств не скрывал, а тот же Бертольд по части болтовни обставит дюжину вдов. Кто-то услышал, кто-то пересказал… Покойного артиллериста армия ценила, как же не разболтать, что «тот самый Давенпорт» по уши влюбился в дочку Вейзелей? Да, влюбился! В Мелхен не влюбиться невозможно.

Почему и на кого он разозлился, Чарльз не понял, но отчего-то выскочил в приемную и, желая себя хоть чем-нибудь занять, принялся зажигать свечи. Оказалось, кстати. Не прошло и пяти минут, как в дверь забарабанили, и красномордый сержант доложил о прибытии Первого маршала, то есть регента. Чарльз глянул на часы – четверть второго. Ну очень спокойная ночь!

– Только, – хриплым басом проревел вестник, – сказано, чтоб никого, окромя дежурного, не будить. Ибо… без… бестакно!

Давенпорт кивнул, Ворон был верен себе: объявился, выиграл сражение и куда-то умчался, пообещав успеть к празднику. Само собой, его ждали послезавтра к вечеру, а он нагрянул двумя днями раньше. Тактично.

– Идем.

Дорога оказалась недолгой – до парадной лестницы.

– Вот они, – объяснил сержант и отступил, давая дорогу начальству, начальство же чудом не ругнулось и потопало вниз, где в свете факелов о чем-то беседовали двое в бергерских шубах. Понять, который из них Ворон, в полутьме не выходило.

На последней ступеньке Чарльз слегка задержался, мысленно себя обругал и, вздернув, как на параде, подбородок, направился к гостям. Слышимость в здешних залах и переходах, особенно по ночам, была невероятной, возводившему дворец архитектору надо было строить церкви. С оргáнами. Грохало, будто в вестибюль ввалилась дюжина статуй, а не дежурный офицер с сержантом, но Алва со спутником даже головы не повернули. В ту ночь он тоже не оборачивался.