Из леса выполз танк, русский Т-34 в зимней маскировке. Его пушка вращалась, держа под прицелом все поле. В открытом люке виднелся пулеметчик.
Какой-то человек, прятавшийся в сарае за фермерским домом, выбежал из своего укрытия и бросился бежать через поле к лесу, перескакивая через трупы и прижимая к себе настольные часы из золоченой бронзы.
Из танка застрекотал пулемет; бежавший мародер упал вперед лицом и, перевернувшись набок, остался лежать рядом с часами; циферблат часов был разбит вдребезги, как и лицо грабителя, а его сердце остановилось одновременно с ходом часов.
– Подберите труп, быстро! – сказал Грутас.
Они швырнули труп на носилки, скрыв награбленное. Башня танка повернулась в их сторону. Грутас помахал белым флагом и показал на эмблему Красного Креста на машине. Танк двинулся дальше.
Последний осмотр дома. Майор был все еще жив. Когда Грутас проходил мимо него, тот схватил его за брючину, обнял его ногу обеими руками и не отпускал. Грутас наклонился к нему, схватился за знаки принадлежности к частям СС на воротнике майора.
– Нам обещали, что мы получим такие же черепа, – сказал он. – Может, теперь черви найдут один из них под кожей твоего лица.
И он выстрелил майору в грудь. Майор выпустил ногу Грутаса и взглянул на свою руку, лишенную часов, словно желая узнать время собственной смерти.
Санитарная машина, подпрыгивая на неровностях, пересекала поле, давя гусеницами убитых, и, когда добралась наконец до леса, Гренц вышвырнул труп прочь.
Высоко над ними вслед русскому танку с ревом бросился немецкий пикирующий бомбардировщик «Штука», его пулеметы неистовствовали. Укрывшись под пологом леса в наглухо закрытом танке, экипаж слышал, как неподалеку в чаще взорвалась бомба и по бронированному корпусу забарабанили щепки и осколки.
6
– А вы знаете, какой сегодня день? – спросил Ганнибал за завтраком, подняв глаза от тарелки с овсянкой. – Сегодня – день, когда солнце приходит прямо в окно дяди Элгара.
– В какое время оно приходит? – спросил учитель Яков, будто бы сам этого не знал.
– Оно выглянет из-за башни в половине одиннадцатого.
– Это ведь было в тысяча девятьсот сорок первом, – сказал учитель Яков. – Ты что же, хочешь сказать, что момент появления солнца будет тот же самый?
– Да.
– Но ведь реально год длиннее, чем триста шестьдесят пять дней.
– Но, учитель Яков, этот год – следующий после високосного. И тысяча девятьсот сорок первый, когда мы в последний раз наблюдали появление в окне солнца, был тоже после високосного.
– Тогда что же, календарь так точно откорректирован или мы живем грубыми допущениями?
В камине с треском вспыхнул терновник.
– Я думаю, это два отдельных вопроса, – сказал Ганнибал.
Учитель был доволен, но его ответом стал новый вопрос:
– А год двухтысячный будет високосным?
– Нет… Ой, да, да, он будет високосным.
– Но он же делится на сто! – возразил учитель Яков.
– Но он делится еще и на четыреста! – ответил Ганнибал.
– Совершенно верно, – заметил учитель. – И это будет первым применением григорианского правила. Может быть, в тот день, пережив все грубые поправки, ты вспомнишь о нашем разговоре. В этом странном месте. – Он поднял свою чашку, словно бокал. – В будущем году – в замке Лектер!
Первым услышал этот шум Лотар, когда набирал воду: рокот двигателя на низких оборотах и треск ломающихся ветвей. Он оставил ведро у колодца и в спешке влетел в дом, не отерев ног.
Советский танк Т-34, в зимней маскировке из снега и соломы, ломился на поляну по конской тропе. На башне русскими буквами было начертано: «Отомстим за наших советских девушек!» и «Уничтожим фашистскую заразу!». За башней танка, над двигателем, примостились двое солдат в белых маскхалатах. Башня повернулась, пушка танка целила в охотничий домик. Крышка люка откинулась, и пулеметчик в белой зимней одежде с капюшоном встал за пулемет. В другом люке появился командир экипажа с мегафоном в руке. Он повторил свое обращение по-русски и по-немецки, стараясь перекричать дизельный грохот двигателя:
– Нам нужна вода, вреда мы вам не причиним, пищу не отберем, если из дома никто стрелять не станет. Если нас обстреляют, все вы будете убиты. А теперь выходите. Пулеметчик, заряжай, держи их под прицелом! Если не увидишь их лиц, когда кончу считать, стреляй.
Раздался громкий щелчок – это боец оттянул затвор пулемета.
Граф Лектер вышел из дома и встал на самом солнце очень прямо, так, чтобы были видны его руки.
– Берите воду. Вам от нас вреда не будет.
Командир танка убрал мегафон.
– Всем выйти, чтобы я всех видел!
Граф и командир танка обменялись долгими взглядами. Командир показал графу пустые ладони, граф сделал то же самое. Граф повернулся к дверям дома:
– Выходите.
Когда командир увидел все семейство, он сказал:
– Дети могут оставаться в доме, в тепле. – Потом – пулеметчику и экипажу: – Держите их под прицелом. Следите за верхними окнами. Запускайте насос. Разрешаю курить.
Пулеметчик поднял на лоб защитные очки и закурил папиросу. Он казался совсем мальчишкой, кожа вокруг глаз была светлее всего лица. Он заметил Мику, выглядывавшую из-за двери, и улыбнулся ей.
Среди канистр для горючего и воды на танке был закреплен бензиновый насос, который запускался шнуром.
Водитель танка спустил в колодец шланг с сетчатым фильтром на конце и принялся дергать за шнур. После многочисленных попыток насос наконец затарахтел, завизжал и принялся за работу.
Из-за этого шума никто не мог услышать пронзительный вой бомбардировщика «штука» до тех пор, пока он не появился почти прямо над ними. Пулеметчик поворачивал пулемет, целясь в самолет, пытаясь поднять дуло повыше; он стрелял и стрелял, а пулеметы бомбардировщика прошивали землю вокруг. Патроны с визгом отскакивали от танка, пулеметчик был ранен, но продолжал отстреливаться здоровой рукой.
Лобовое стекло «штуки» покрылось звездными пробоинами, защитные очки пилота были залиты кровью, и пикировщик, все еще несший на себе последнее смертоносное яйцо, задел верхушки деревьев, пропахал дорогу в сад, и тут вспыхнуло в баках горючее, а пулеметы под крыльями все стреляли, даже после удара о землю.
Ганнибал, лежа на полу в охотничьем домике и прикрывая Мику своим телом, увидел, что мама, вся в крови, упала во дворе на землю и одежда на ней горит.
– Оставайся здесь! – велел он Мике и бросился к матери, а боеприпасы в самолете уже начали рваться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, языки пламени уже подбирались к единственной оставшейся под крылом бомбе. Пилот сидел в своей кабине мертвый, с обгоревшим до костей лицом, в пылающем шарфе и шлеме, а позади него лежал убитый стрелок.
Во дворе в живых остался один Лотар, он помахал мальчику окровавленной рукой. Тут во двор, к матери, бросилась Мика, и, когда она пробегала мимо, Лотар попытался схватить ее и уложить на землю, но пулеметная очередь из горящего самолета прошила его насквозь, кровь забрызгала девочку, и она, подняв руки, закричала в пустое небо. Ганнибал, кидавший снег на пылающую одежду мамы, поднялся во весь рост, бросился к Мике посреди беспорядочной стрельбы и унес ее в дом, в подвал. Выстрелы во дворе постепенно стихали, а затем и совсем прекратились – в казенниках пулеметов расплавились патроны. Стемнело, и вновь пошел снег, шипя на горячем металле.
Тьма и снова снег. Ганнибал во дворе, посреди трупов. Он не понимал, сколько времени прошло, снег падал и падал, ложась на мамины волосы, припорошив мамины ресницы. Она была во дворе единственной, чье тело не было обожжено, не почернело. Ганнибал попытался ее потащить, но тело примерзло к земле. Мальчик прижался лицом к ее груди. Грудь замерзла, стала совсем твердой, сердце не билось. Он прикрыл ей лицо салфеткой и завалил тело снегом. У края леса двигались темные тени. Огонь его факела отражался в волчьих глазах. Ганнибал прикрикнул на них и замахнулся лопатой. Мика была полна решимости выйти во двор – к маме. Приходилось выбирать. Он отвел Мику обратно в дом, оставив мертвых на волю тьмы. Книга учителя Якова лежала рядом с его почерневшей рукой в целости и сохранности, пока какой-то волк не съел кожаный переплет и, посреди рассыпанных страниц трактата Гюйгенса «О свете», не слизал со снега мозги учителя.