Кот нервно задергал хвостом.
– Мальчиш-ш-шка! – шипел он. – Не слуш-ш-шаешься, опять неслуш-ш-шаешься!
Шестеренки ускорили темп, стрелки понеслись в два раза быстрее. Онемевшие пальцы выронили иглу. Тео согнуло и выкрутило, как белье при отжиме.
– Прекрати!
– Убирайся, Тео, – рявкнул из угла Барни. – Проваливай!
– Вон! Вон! Вон! – кричали чучелки хором.
– Тебе пора, дорогой! – уговаривала только что проснувшаяся Молли.
– Но я не закончил, не закончил! – твердил малыш, чуть не плача. – Нужно починить Барни. Тогда…
– Они не должны тебя видеть, даже догадываться о твоем существовании. Ты самое дорогое, что у нас есть. Мы не можем потерять тебя.
– Прекрати сюсюкать, старая кобыла! – рычал медведь. – Избаловала мальчишку, вот он от рук и отбился.
– Барни из плюша, как смеете вы разговаривать в подобном тоне?! – от возмущения Молли качнулась так сильно, что чуть не перевернулась. – Где ваши манеры?
– В заднице! Что, съела, да?!
Медведь захохотал, хлопая уцелевшей лапой по мохнатому боку. Лошадка взвилась на дыбы. Тео заплакал, он не выносил скандалов.
– Не волнуйся, дорогой, – Молли тут же обуздала свою прыть, – все в порядке.
– Брось, парень, – смутился медведь. – Мы всего лишь ворчим по-стариковски.
Внизу хлопнула дверь, послышались возбужденные голоса, брань и смешки.
– Прячься, Тео, они уже здесь!
Скрип ступеней старой лестницы смешался с топотом ног. Молли качнулась в последний раз и замерла, стекленея взглядом. Барни отшвырнул оторванную лапу и хотел уже повалиться на пол, но Тео ухватил его за шкирку.
– Мартин, умоляю, дай мне время!
Кот взвыл утробно, но часы, скрипя механизмом, замедлили ход, стрелки остановились. На лестнице воцарилась тишина. Чудовища по-прежнему поднимаются на чердак. Но пока они заносят ноги на очередную ступеньку, Тео вполне успеет пришить Барни лапу и убраться в укрытие.
Стежок. Еще парочка, и все лапы на месте. Довольный Тео улыбнулся, усадил медведя верхом на лошадку, подмигнул часам.
Теперь, уже точно пора в шкаф, аккуратно свернуться на полке, прикидываясь пижамой в голубую клетку на мальчика восьми лет. Кому придёт в голову, что это и есть сам мальчик, пропавший на чердаке четверть века назад. До такого ещё додуматься надо. Вот полицейские не додумались, при осмотре места преступления нашли лишь то, что осталось от Тео, его оболочку – разорванный чехол, перепачканный чем-то липким.
А сам Тео сразу, как только покинул испорченное тело, спрятался в шкаф. Он и раньше частенько забирался туда, представляя, что это тот самый проход в волшебную страну, о котором он читал в своей любимой книжке.
Прятаться легко, нужно просто притянуть колени к груди, прижать локти, подвернуть голову – это легко, когда ты не имеешь тела. Тело – это так неловко: саднят царапины, ноют ссадины, шатается зуб, чешется под лопаткой, куда никак невозможно дотянуться… Его так запросто уже не починишь: упадёшь неловко, и в ушибленном месте растекается синяк, а то и похуже, сдирается кожа, ломаются кости… Без тела гораздо лучше, можно везде побывать, перебираясь в другие шкафы в любом доме, может, даже за пределами городка, он просто не проверял. Зачем, если ему интересно перебираться только в один единственный шкаф, в спальне Ангела. Там спящая девочка – само совершенство! Тео смотрит на неё каждую ночь и не может налюбоваться. Вот бы поселить ее у себя на чердаке, познакомить с Молли и Мартином, даже с Барни. Об этом можно только мечтать. Хотя, кто знает, может, ее переход не так далёк, как кажется, вдруг она заболеет или будет неосторожна при переходе дороги. Сам он, конечно, не причинит ей вреда, но его желание с каждым днём все сильнее. Вот он и шьёт для неё оболочку, чтобы к моменту перехода, все было готово. А тут эти чудовища отнимают драгоценное время. Тео трясёт от злости.
Голоса совсем рядом.
– Черт! Что за срань такая?! Майкл! Сэм! Заткнитесь уже и глядите сюда!
Клюнули! План сработал. Заглотили наживку. Тео тихонько приоткрыл створку шкафа. Его раздирало любопытство. Их трое: близнецы, лет двенадцати, оба рыжие, курносые лица густо покрыты конопушками, и девчонка. Она стоит спиной к шкафу. Тео не видит лица, лишь худую фигуру: длиннющие руки и ноги, торчащие локти и колени – острые углы, которые натыкаются на все, рушат, ломают, дают пинка, бьют под дых, отвешивают оплеуху.
Грязно бранясь, один из близнецов, сдергивает Барни с качалки. Держа за ухо, внимательно рассматривает со всех сторон. Другой норовит забрать медведя из рук брата.
– Да не лезь, ты, придурок, погоди! – уворачивается первый. – Анжела, ты же вчера оторвала лапу этому уроду, а теперь, гляди-ка, он целёхонек!
Барни брошен девчонке, она пару раз подкидывает его на колене и пинком посылает в угол.
– А лошадь! – второй близнец подскакивает к Молли. – Мы же ещё кидались опилками из ее брюха. У Анжелы все волосы в них были. Тут точно призрак!
– Иди в задницу, Сэм!
Голос девчонки на удивление неприятный, с хрипотцой, какой-то грязный, как и ругательства, которыми она перемежает фразы. Тео поморщился, забрался глубже в шкаф, от звуков он избавить себя не мог, а вот за действиями предпочёл не наблюдать. Все равно его план провалился. Никто из чудовищ даже не подумал испугаться.
Девчонка хохотала:
– Ты идиот, Сэм, здоровый придурок, а в сказки веришь.
– Сама ты…
– Что?
– То!
– Давай, договаривай и огребешь по полной.
Перепалка, чуть было не перешла в потасовку, и сила была явно не на стороне близнецов, но разборки утихли. Закурили. После первой затяжки, стали припоминать, кто что слышал про чердак.
– Сюда бомжи частенько наведываются, приходят переночевать, а потом их никто больше не видит.
– Что, прозрачные становятся? – хихикает девчонка.
– Да причём тут… Хватит прикалываться. Пропадают без вести.
– Бомжи – это тема. Я бы попинала какого-нибудь бродяжку, да что-то ни одного здесь не вижу. Надо бы притащить сюда кого-нибудь из них, и проверить, куда ж он денется, если из него вышибить дух.
– Анжи, ты иногда такое несёшь, что у меня мороз по коже.
– Не ссы, придурок. Мир надо чистить.
Близнецы поспешили сменить тему.
– Говорят, тут было убийство.
– Серьезно? И кого же тут укокошили? Медведя?
– Зря смеёшься. Отец говорил, маньяк запытал мальчишку. Изрезал ножом.
Девчонка перестала ехидничать, слушала внимательно, ловила каждое слово.
– И что он ему отрезал?
– Да мы-то откуда знаем. Это сто лет назад было.
– Не сто, – вмешался брат. – Отец говорил, лет двадцать.
– Да какая разница сколько! – перебила Анжела. – Интересно, как он умер. А маньяка поймали?
– Вроде нет. Говорят, после похорон мальчишку видели несколько раз. И все, кто видел призрака, умирали.
– Брехня.
– Не брехня! Дед с бабкой, которые его воспитывали, умерли, и отец тоже.
– Ещё б они не умерли, они же старые. А отец, наверное, просто спился.
– Не хочешь, не верь.
– И не поверю, пока не проверю.
– А как проверить-то?
– Обычно. Надо вызвать призрака.
– А как вызывать?
– Да просто. Принесём жертву.
– Какую жертву?
– Человеческую, конечно, того же бомжа.
Близнецы переглянулись. Они не всегда понимали, шутит подруга, или говорит серьезно, по ее тону понять это было невозможно. А улыбалась она постоянно, если ее кривую ухмылочка можно считать за улыбку.
– Или лучше приведём сюда дауненка. Вот он точно пойдёт, только пальцем помани.
– Я что-то не понял, – нахмурился Майкл, – ты собираешься убить человека?
– Да какого человека?! Я ж говорю, дауна этого. Мамаша частенько оставляет его на лужайке перед домом, не сразу хватится.
– У тебя точно крыша поехала. Как же мы его убьём?
– Так же, как этот ваш маньяк, порежем.
– Ты совсем, что ли? Он же орать будет.
– Ну, это уже дело техники – кляп, скотч…
– А как же его мать? – в разговор вмешался Сэм.
– Мать нам ещё спасибо скажет, что ей не надо с ним мучиться.
– Она любит его!
– С чего ты взял?
– Ну как? – Сэм даже растерялся. – Она же мать.
– Мать… Меня мать не больно-то любила, когда бросила годовалую на папашу-алкоголика и угнала с каким-то хмырем на байке.