Тушёнка – гадость. Рога, копыта и желе. Супчик варю овощной.
Котяра точно что-то знал!
ТРЕТИЙ ВОЗРАСТ
ГЛАЗ ЗАВИДУЩИЙ
Любой уважающий себя кот знает, что в хозяйской чашке еда в тыщу раз вкуснее, чем в кошачьей миске. Даже, если и там, и там – одно и то же.
Вот и у нашего мордоворота глаз завидущий, а коготь загребущий!
Сажусь перекусить и не успеваю опомниться, как Марсище скачет мне на колени и лапой выуживает из посудины две вареных макаронины. Тут же валит под стол, и там с урчанием оголодавшего измождённого существа сжирает их. Дикие горящие шары пучит на меня, прицеливаясь прыгнуть повторно.
Чертыхаюсь, перехватываю его в прыжке и отношу в угол, где у него столовая. Вилкой цепляю пять макаронин, выкладываю в блюдце и подсаживаю кошака:
– И только попробуй не съесть!
Марсель Кузьмич (папашу егоного Кузей величают, да) усаживается напротив и с минуту разглядывает меня, слегка наклонив голову и широко распахнув бездонные глаза. Он явно хочет сказать: «Хозяин, ты идиот, да?»
Потом перешагивает через корм, лупит меня султаном хвоста по носу и, добравшись до коврика, падает поперёк него. Он всегда – падает и всегда – поперёк, будь то коврик, коридор или кровать. Ага, ещё по диагонали может. Чтоб рядом уж точно никто не прилёг.
Вечером выбрасываю поблёкшие сухие макароны из котовой тарелки в мусор.
А трапезничаю, закрывшись в спальне и приперев дверь стулом.
САМЫЙ ГЛАВНЫЙ В СЕМЬЕ
Когда жена с дочерью, в тесной душной сумке принесли Марсика от прежних хозяев, ему исполнилось 2,5 месяца. Он казался слегка испуганным, умещался у меня на ладони всеми четырьмя лапками и норовил оставить лужу в укромном месте.
– Папа, – спросила дочь, – Марсик теперь – член нашей семьи?
– Ага, – ответил я. – Главный.
– Но он же не самый сильный!
– Зато он – самый слабый.
– Раз он главный, мы должны его слушаться? Но он же – слабый…
– Нет, не слушаться. Мы просто должны его любить.
СО ВРЕМЕНЕМ
– Папа, а почему ты говоришь, что Марсик – твой лучший друг?
– Потому что он останется со мной до смерти. Своей или моей. А я – с ним.
– А! – отвечает дочь и утаскивает вырывающегося кота с собой.
Поняла?
Вряд ли…
Но поймёт.
Обязательно поймёт.
Со временем.
КОТОКОНЬ
Часов в 10 вечера в Марсика обычно ненадолго вселяется дух безымянного дикого коняги. Лошади Пржевальского там, или иной какой неизвестной кобылы.
Марсель Кузьмич позабыв про флегматичность, доставшуюся ему от многих поколений шотландских котов, начинает с мявканьем скакать по квартире. Развивая скорость небольшого болида. Не стойте у него на пути, снесёт, аки ураган средней тяжести.
Когда котяра с цоканьем проносится по линолеуму, я успеваю расслышать в его топоте звук копыт коня д’Артаньяна, тащащегося по парижской мостовой.
Иногда к котоконю присоединяется ребёнок. И они вдвоём превращаются во всадников Апокалипсиса. Дочь сносит стулья, а Кузьмич – пустые бутылки из-под воды. Бутыли с сухим пластиковым треском катятся к входной двери, теряя по пути пробки.
В антракте Марс валяется в чугунной прохладной ванне с высунутым, как у собаки, языком, и тяжело дышит. Отдышавшись, мчится дальше, задрав рыжие глазищи, роняя клочья шерсти и не вписываясь в повороты.
– Харэ, буцефалы! – говорю я действующим лицам спустя 30 минут подобных скачек.
И дочери:
– Успокой своего Росинанта.
Дочь о чём-то шепчется с котоконём, и через пять минут тот заваливается под стулья дрыхнуть. Ребёнок и кот давно нашли общий язык и вполне друг друга понимают.
Слышу марселево сопение. Потом – храп.
Храпят Скоттиши упоённо, с посвистом и трелями. Строение носоглотки этому зело способствует.
На время сна дух мустанга покидает тело котяры. До следующего вечера.
Пора ложиться.
Мохнатый оглоед разбудит меня в пять.
МАЙОР
По осени на огонёк заглянул участковый. Целый майор. До него приходил старший лейтенант.
Где—то, год назад.
Так же, как его предшественник, нынешний околоточный надзиратель интересуется проживающими в квартире, на этаже, подозрительными личностями, обшаривает взглядом обстановку. Ответы фиксирует в журнал. Пистолет, наручники, бляха. Всё на своём месте. Сам немного рыхловат. Возраст сказывается.
Стоя выводить чиновничьи иероглифы господину майору неудобно, поэтому я приглашаю его на кухню, к столу. Отказывается. Возможно, у них это не принято…
Марсище—котище, оправившись от первоначального испуга, вызванного появлением незнакомого человека, делает третью попытку вцепиться в майорские форменные брюки и взобраться по ним, чтобы взглянуть служивому в честные глаза. Пресекаю его домогательства, беру животное на руки.
– Что можете сообщить о соседях? Не беспокоят?
Спрашивает, не отрываясь от писанины.
– Да нечего сказать, – пожимаю плечами. – Обычные. Утром уходят, вечером приходят. Шуметь – не шумят.
– Значит, ничего необычного не замечали, – повторяет участковый, царапая по бумаге.
И тут Марсель в попытке вырваться у меня из рук и коготками выхватить у полицейского прыгающую по листу ручку, почти достигает успеха. Я цыкаю, дёргаю кота, покрепче прижимаю его к себе, а участковый захлопывает ведомственные скрижали и отступает на шаг.
Интересно, если в следующий раз подполковник навестит, что кошак сделает?
Ох, и не доверяет же хищник полиции…
Я, впрочем, тоже….
Есть на то своя причина, да…
ИНСТРУКТОР
Дважды в день выполняю упражнения лечебной гимнастики. Марсель обычно валяется неподалёку и наблюдает сквозь полуприкрытые глаза. Однажды ранимая душа его не выдерживает. Усевшись на кровати, он цепляет когтем мою вытянутую назад ногу:
«Ровней, халтурщик! Выше! Тяни носок, лодырь!»
Раздувшись от смеха, принимаю идеально правильную стойку. Кот отпускает.
Немного рекламы жизнерадостным улыбающимся голосом: «Приобретая кота, вы не только обзаводитесь несколькими килограммами меха и не требующим батареек утренним будильником, но и неподкупным, грамотным инструктором по фитнесу!»
СТИХОТВОРНОЕ
Чихая, собираю по углам квартиры клочья серой ватной шерсти, а в голове крутится есенинское:
«…Из кота того сделали шапку,
И её износил наш дед…»
Марсюха куда—то спрятался…
МАСЛЕНИЦА
Марселька повадился точить когти о жутко архаичный ковёр, висящий на стене гостиной. Ковёр тот пережил два поколения семейства и ещё столько же переживёт. А то и больше. Чего ему, висит и висит.
Махинации по лишению настенного украшения части его убранства, усатый бандит выполняет, пока никто не видит. Мёртвые красные и чёрные ворсинки уныло усеивают пол. Застревают у хищника в шерсти.
Объявляю охоту на хвостатого вредителя и с четвёртой попытки хватаю его на месте преступления.
Дерёт, лишенец, ковёр с упоением, привстав на задние лапы, жмурясь и мурлыча от чувства величия. В этом угаре и пропускает моё появление.
Изо всей силы гаркаю:
– А ну! Эт—то что за паразит здесь пакостит! Ща ремень возьму!
От неожиданности пятикилограммовый вандалишко приседает, прижимает уши и осторожно поворачивает круглую голову ко мне. Зрачки его расширяются, в них тлеет адский огонёк. Может и прыгнуть.
Продолжаю шуметь:
– Я тебя!
Воспользовавшись моментом, пока я ищу, чем бы его отоварить на скорую руку, кот с сопением втискивается под кровать, оставляя на виду истерически дёргающийся кончик хвоста. Там, в пыли и полусумраке пережидает грозу.
С тех пор приближается к ковру с оглядкой, и если в комнате кто—то есть, сразу принимается мыть пятку. Как будто за этим сюда и пришёл.
Бдит.
Не всё коту масленица!
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Происхождение Марселя Кузьмича таинственно.
Папа Кузя – бел, как снег. Мама Ася – рыжая шельма.
Марсик – серо-дымчатый, с полосатыми лапками и чёрной полосой от загривка к спине. У самого носа небольшое рыжее пятнышко.