Советники недовольно переглянулись. Пара мер времени – ничтожная малость для привыкших сотрясать воздух пустым красноречием. Придётся вам быть краткими… Большинство Советников были согласны с Приа́мом, но нашлись и те, кто продолжал настаивать открыть ворота перед врагом. Причём некоторые особенно активно. Я мысленно занесла их имена в пергамент красными чернилами – нужно будет дать приказ Дио́ну и его «крадущимся». Никто из тех, кто был готов открыть ворота, не проснётся завтрашним утром.
Суровые времена – тяжёлые решения.
– Я внял вашим словами, а теперь настала пора узнать, что говорят Боги.
Высокие двери в начале зала отворились. Вперёд шагнула фигура, до пят закутанная в серый плащ. Сибилла. За ней шли двое слуг, нёсших огромное бронзовое блюдо, и мальчишка, вёдший на привязи ягнёнка. Прорицательница остановилась посередине дорожки, ведущей к трону. Советники, сидящие по обе стороны от дорожки, насторожились, приготовившись внимать словам Сибиллы.
Сибилла сбросила на пол плащ, оставшись только в платье из грубой мешковины. Лицо её было скрыто алебастровой белой маской, только через специальные отверстия были видны провалы глаз и рта. Жертвенного ягнёнка поставили в центр блюда. Он дёрнулся в сторону и заблеял, но вдруг замолчал и застыл на месте без движения, едва прорицательница сказала пару слов. Привычным монотонным ритмом она начала читать молитвы, двигаясь вокруг блюда. Голос её усиливался и уносился спиралью ввысь, отражаясь эхом. Прорицательница подошла к мальчишке и приняла у него из рук кинжал с лезвием в форме полумесяца. Взмах, пара резких движений – ягнёнок заблеял пронзительно и громко, но через мгновение замолчал. Сибилла распорола брюхо, извергшее из себя внутренности животного. Слуги по знаку Сибиллы подняли тушу ягнёнка и унесли прочь. От тёплых внутренностей вверх поднимался пар. Прорицательница кружила вокруг них, всматриваясь, шевеля кишки пальцами. Затем воздела вверх руки, обагрённые кровью. Её тело начал бить сильный озноб, не прекращающийся несколько мер времени.
– Стены Веркса́ла будут стоять ещё не одно столетие, – низким утробным голосом произнесла она, не разжимая губ, и обессилено рухнула на пол. Её прислужники, уже вернувшиеся к тому времени, подхватили прорицательницу и аккуратно уложили на ворох подушек, приготовленный загодя специально для прорицательницы. Мгновение в воздухе висела тишина, а потом она разорвалась громкими выкриками и хлопками в ладоши. Советники бурно выражали свой восторг, произнося хвастливые речи, угрожая врагу, стоявшему у нашего порога.
Было решено – выжидать в осаде и послать тотчас же птиц-гонцов в соседние города. Советники расходились в приподнятом настроении духа. Когда зал опустел, я подошла к Сибилле, всё ещё лежавшей на подушках:
– Благодарю за помощь.
Сибилла приоткрыла глаза, произнося едва слышным голосом:
– Боги говорят моими устами, повелительница.
Я отошла от неё с лёгким изумлением: она не играла роль. Только что она была не чем иным, как инструментом в руках высших сил. Боги, неужели мы выстоим?..
– Воздайте ей за труды, как полагается.
Слуга низко поклонился и дал знак двум рабам. Те опустили безвольное тело прорицательницы на золочёные носилки и поспешили прочь из зала. Рексено́ра уже и след простыл – помчался восполнять недостаток опьянения. Я вышла из зала во внутренний двор, зная, что там меня дожидается Кири́н так, как и ему было велено.
– Хорошая была попытка, – улыбнулся хозяин Клеток, низко кланяясь, – вы сделали всё, что могли.
– Я хочу подняться на стены.
– Разумно ли, госпожа? – подаёт голос А́грий.
– Мне нужно услышать мнение Кири́на.
Стражи ведут меня на городские стены. Всюду царит оживление, встречаются весёлые люди, будто город празднует некое событие.
– Весть о словах прорицательницы разнеслась далеко и быстро, – говорит Кири́н с лёгкой усмешкой, – народ уже празднует, хотя не была пущена ещё ни одна стрела…
– В твоих словах мне чудится недоверие к воле богов, Кири́н…
– Извините, моя госпожа. Не хотел показаться невежливым. Я всего лишь имел в виду, что боги капризны, словно молодая любовница, и часто отворачивают свой лик сразу же после того, как вознесли на небеса блаженства.
– Ты умён и наблюдателен. Кем ты был до того, как стал хозяином Клеток?
– До того я был рабом, таким же бойцом, как и те, что сейчас находятся под моим началом.
– А раньше?
– Иногда мне кажется, что не было ничего, только сон. Красивый и лживый, как мираж в пустыне.
Я собираюсь ответить ему, но замираю, поражённая увиденным зрелищем. Под стенами нашего города горят огни костров.
– Сколько их? – мой голос звучит сдавленно и напряжённо. Глаза вглядываются в даль, не видя конца огненным точкам, простирающимся до самого горизонта.
– Тысячи, десятки тысяч… Они всегда разжигают в десять раз больше костров. Пугают, чтобы произвести впечатление и ослабить противника.
– Что ж, им это хорошо удаётся, – с нервным смехом отвечаю я. Замечаю странное движение внизу и спрашиваю, – вон там странные тени…
Я прикладываю к глазам деревянную трубу с увеличивающим стеклом, наводя на странных людей. Их тела увешаны шкурами зверей, а на голове закреплены рогатые черепа. Через мгновение раздаётся странный звук, словно кто-то изо всех сил дует в огромную свистульку, засорившуюся настолько, что свист выходит хриплым и рваным.
– Это шаманы. Они молятся духам предков и просят ниспослать победу. Сейчас поют…
– Поют? – перебиваю я, – это пение? Даже предсмертные хрипы звучат приятнее, чем это.
– Да, – усмехается Кири́н, – у их шаманов с самого детства надрезают гортань и вставляют туда кость со специальными отверстиями. С того самого времени будущий шаман не может говорить подобно обыкновенному человеку, но якобы начинает общаться с духами предков. Вот как раз сейчас поют те, кто только недавно стал шаманом. Когда раздастся пение главного шамана, вы поймёте… Звук будет впечатляющим…
И в подтверждение его слов слышится странное – то ли завывание ветра, то ли скрип ржавого колеса, то ли горестный вопль. От него бегут мурашки по коже и становится не по себе.
– Что ж, они делают всё, чтобы сломить наш дух.
– Вы хорошо держитесь, госпожа…
– Для женщины?
– Для правительницы. Как женщина, вы и без того прыгнули выше головы.
Я замечаю движение сбоку от себя. Серые, размытые тени машут крыльями и набирают высоту – это птичники выпустили посыльных соколов. Возмущённый клёкот и полёт прерывается. Одна из птиц, сражённая стрелой, стремительно падает на землю. За ней – вторая, третья… Скоро оказываются перебиты соколы, все до единого.
– Проклятье!.. Запускайте следующую партию!
– Чего у них не отнять, так это искусства стрельбы из лука и навыки езды на конях. Говорят, их с трёхлетнего возраста приучают и к тому, и к другому. Неважно, девочка или мальчик. Может, потому они такие косолапые? Но меткость – потрясающая. Они могут стрелять почти без промаха даже на полном скаку. Как только, умудряются прицелиться своими раскосыми глазами?
Резкий свист и колебание воздуха совсем близко… Первым успел среагировать Кири́н – именно его тяжёлые руки пригибают меня к земле. Он закрывает меня своим телом, а над нами сомкнулись щиты моих верных стражей. Близнецы среагировали молниеносно и сейчас передвигаются боком в надёжное укрытие. Только находясь в полностью закрытом помещении, близнецы выпускают меня и Кири́на. Один из щитов проткнут древком стрелы. А́грий выдёргивает стрелу.
– Не трогайте остриё, – предупреждает Кири́н, – чёрное оперение на стреле означает, что остриё пропитано ядом степных гадюк. Смерть была бы долгой и мучительной. Миркхи́йцы знают противоядие, но держат его в секрете.