Утром капитан явился в плаще с красной подбивкой.
Он сидит напротив Скарпетты, в переднем ряду и почти не сводит с нее глаз. Справа от него Бентон Уэсли, который по большей части отмалчивается. На всех, словно маски, стереоскопические очки, синхронизированные с системой анализа места преступления, замечательной новинкой, внедрение которой научным отделом итальянской криминальной полиции вызвало зависть правоохранительных структур всего мира.
— Полагаю, нам нужно пройтись по этому делу еще раз, чтобы вы в полной мере поняли мою позицию, — говорит Кей капитану Поме, который сидит, подперев ладонью подбородок, словно у них со Скарпеттой некий интимный разговор за бокалом вина. — Если Дрю Мартин убили в два или три часа пополудни, то когда ее нашли примерно в половине девятого следующего утра, она была бы мертва по меньшей мере семнадцать часов. Этому противоречат ливор мортис, ригор мортис и апгор мортис.
Скарпетта берет лазерную указку и привлекает внимание собравшихся к стереоскопической проекции запущенного, грязного строительного участка на большом, во всю стену, экране. Впечатление такое, будто они стоят там, на месте преступления, перед изуродованным телом Дрю Мартин, брошенным среди мусора, возле землеройных машин и прочего оборудования. Красная точка лазера движется полевому плечу, левой ягодице, левой ноге и голой ступне. Правая ягодица отсутствует, как и часть правого бедра, словно на девушку напала акула.
— Синюшность… — начинает Скарпетта.
— Прошу прощения. Мой английский не настолько хорош, как ваш. Не уверен, что правильно понимаю это слово, — перебивает капитан Пома.
— Я употребляла его и раньше.
— Я и тогда его не понял.
Смех. Не считая переводчицы, Скарпетта здесь единственная женщина. Ни она, ни переводчица не находят в реплике капитана ничего забавного. А вот мужчины находят. Кроме Бентона, который за весь день ни разу не улыбнулся.
— Вы знаете, как это по-итальянски? — спрашивает Скарпетту капитан Пома.
— Как насчет языка Древнего Рима? Латыни? Большинство медицинских терминов имеют латинский корень.
Кей говорит не грубо, но с полной серьезностью, потому что уверена: трудности с английским возникают у Помы, когда ему это удобно.
Капитан смотри на нее через стереоскопические очки, что придает ему сходство с Зорро.
— По-итальянски, пожалуйста. В латыни я не силен.
— Объясню на том и другом. В итальянском слово «синюшный» будет «livido» , что означает «кровоподтечный». «Мортис» — это «morte»или «смерть». «Ливор мортис» предполагает синюшность, появляющуюся после смерти.
— Как кстати, что вы говорите по-итальянски, — замечает капитан. — И хорошо говорите.
Кей не собиралась объясняться на итальянском, хотя владеет этим языком вполне сносно. Обсуждая профессиональные вопросы, Скарпетта предпочитает английский, поскольку нюансы — дело тонкое, да и переводчик в любом случае ловит каждое слово. Языковые трудности, политическое давление, стресс и бьющее ключом, необъяснимое фиглярство капитана Помы только осложняют и без того выглядящую безнадежной ситуацию.
Да, случай беспрецедентный и совершенно необычный, не укладывающийся в привычные рамки. Убийца всех поставил в тупик. Даже наука стала источником жарких споров — она как будто игнорирует их, лжет, вынуждая Скарпетту напоминать себе и остальным, что наука никогда не говорит неправды. Не совершает ошибок. Не заводит умышленно в тупик и не водит за нос.
Капитану Поме до всего этого нет дела. Или, может быть, он только притворяется. Может быть, он шутит, когда отзывается о теле Дрю как «отказывающемся от сотрудничества» и «своевольном», словно у него с ним некие отношения.