– Извините, – попросил прощения Тычина, увидев непроизвольные слёзы на глазах женщины, которые видимо вызвали нахлынувшие на неё воспоминания.
– Что уж теперь поделаешь, прошлого не вернёшь, – Виолетта Микко вытерла глаза платком из сумочки и оставив его в руках продолжила. – Ведь я вышла за Толю, когда он только закончил лётное училище и получил свои первые лейтенантские звёзды и первое назначение из Оренбурга в Казахстан. А я оказалась в Оренбурге на практике, после окончания института Инженеров Водного транспорта в Ленинграде. Раньше, ведь сами знаете, куда распределяли туда и ехали, особого выбора не предоставлялось. Так что, до Заозёрного, мы с Анатолием Геннадьевичем помотались по всей стране. Это уже потом, когда муж стал полковником, полк мы выбирали сами, поближе к Мурманску, к моим родителям.
– А дети, Виолетта? Мне можно к вас так называть? – спросил Леонид Евгеньевич и после благосклонной улыбки Виртанен продолжил, – у вас есть дети и где они теперь живут?
– Да, что там, конечно давайте перейдём на ты, к чему эти условности. Есть дочь, Анжелика, – ответила женщина немного погрустнев. – У нас в последнее время сложились довольно непростые отношения. Когда она со своим мужем, два года тому назад, решила переехать в Анапу, мне пришлось разменять квартиру, в которой мы жили последнее время с Анатолием в Мурманске. Эт квартиру муж получил как командир полка, от командующего флота, за какой-то ответственный полёт его эскадрильи. И понимаете, поменять память отца на удобства, я к этому готова не была и приняла это с трудом. Словом, мы сейчас пока не общаемся. Но давайте оставим эту неприятную и крайне щекотливую для меня тему.
В это время Принц Уэльский, видимо уже порядком набегавшись, успел подмёрзнуть, подбежал к скамейке, взяв лежавший возле Тычины поводок в зубы и призывно посмотрел на хозяина.
– Как время быстро пролетело, – извинился Леонид Евгеньевич, посмотрев на часы. – Извините Виолетта, у нас режим. Шерсть у него короткая и долго нам на морозе нельзя, простудится.
– Да, мне тоже уже пора, – согласилась Виртанен и улыбнулась. – Принцев у меня в друзьях ещё не было.
– О, простите Виолетта, за наглость, – спохватился Тычина, – а могу я попросить у вас номер телефона? Знаете ли, я уже не в том возрасте, чтобы ходить и высматривать вас по скамейкам в парке.
– Вы думаете, что это будет ни слишком непристойно с моей стороны, – спросила Виолетта. – Уже после первого свидания давать незнакомому мужчине свой номер телефона?
– Я думаю, что нам уже можно наплевать на условности, – пошутил Леонид Евгеньевич. – В нашем то возрасте. В худшем случае вас примут за мою сиделку или сестру милосердия.
– Да вы ещё тот ловелас, – рассмеялась Виолетта Микко. – Ну, диктуйте ваш номер, – и записав в свой телефон услышанный от Тычины номер, женщина улыбнулась и развернувшись на каблуках полусапожек, грациозно пошла по дорожке к выходу из сквера. Отойдя немного, Виолетта подняла на прощанье руку с телефоном и взмахнув ею в воздухе, сделала дозвон.
На следующий день, когда Леонид Евгеньевич совсем уже было решился позвонить Виолетте и пригласить свою новую знакомую как и положено в таком случае в кино, ему вдруг позвонил бывший одноклассник и старый приятель по мореходному училищу, Владимир Морозов, и напомнил, что в последнюю субботу марта, они по старой, давно заведённой традиции встречаются их славным 10 «А», мальчишки которого потом дружно пошли поступать в мореходку, в ресторане «Царская охота» на Кольском проспекте и что никакие отговорки на болезни Леонида не принимаются, а если тот начнёт ссылаться на всякие неотложные обстоятельства, друзья приедут за ним, хоть на скорой помощи. Делать было нечего и звонок Виртанен, само собой, пришлось перенести.
С годами проведёнными в школе, а затем и в мореходном училище были связаны одни из лучших воспоминаний Тычины. Молодость, морская форма и морская романтика. Их дружный курс и практика, сначала в Баренцевом море, а затем, после окончания пятого курса, и в Атлантике. С перелётом из Москвы через Будапешт в Луанду, где команда получала своё судно БМРТ под номером 389 «Мыс Фрунзе». К сожалению, это было уже так давно…
БМРТ в очередной раз падал в пропасть и зарывался форштевнем в волну, следующая волна била в корпус судна с огромной силой, в тысячу тонн морской воды, с глухим тяжелым грохотом сотрясая посудину по всем её переборкам и шпангоутам. Судовой дизель натужено стучал огромными поршнями, ворочая вал гребного винта, выгребая из самой бездны. И так раз за разом, вверх, вниз, удары волн и бесконечная качка. Море у Шпицбергена штормило вторые сутки, трал не спускали, рыболовецкое судно просто болталось на банке и пережидало непогоду. Обычно кучно державшиеся в районе лова рыболовецкие суда разных стран и флотилий, разбросало штормом и только некоторые из них маячили между вздымающихся чёрных волн на горизонте. На палубу без указания капитана выходить было запрещено и команда БМРТ «Мыс Фрунзе», с портом приписки в Мурманске, развлекала себя ввиду отсутствия улова и соответственно подвахт по переработке рыбы, игрой в нарды и вязанием мочалок из распущенных на нитки полипропиленовых канатов, слушала судовое радио и травила байки. Лёня Тычина в отличии от остальных ребят-курсантов в их четырёхместной каюте, плохо переносил качку и его рвало и мутило уже почти сутки. Паренёк валялся с больной головой, измождённый этой бесконечной болтанкой на верхней шконке, а ребята внизу травили байки, играли на гитаре и сражались в шахматы.
Этот короткий рейс являлся итоговой практикой после окончания четвёртого курса, курсанты должны были привезти из него характеристики для открытия виз для плавания в Атлантику и направления по распределению в должности, на флота. Рейс был на три месяца, по ближним северным морям. В феврале началась мойвенная путина и судно уже пропахло запахом свежих огурцов, так пахнет, только что поднятая тралом на корму, мойва.
В отличии от лова другой рыбы, где скумбрию или путассу необходимо ещё и разделывать перед заморозкой или консервацией, на мойве работы совсем немного, идёт только сортировка рыбы на конвейере и укладка её в лафеты для морозильных камер. Из камер брикеты рыбы упаковывают в коробки и отправляют в холодный трюм.
Основная работа лежит на палубной команде лова. Подготовка трала, его спуск, проводка и подъем с уловом. Затем очистка трала от рыбы и её выгрузка на фабрику в трюм, осмотр трала и его срочный ремонт, если потребуется, а так же укладка сети на палубе в готовности к очередному спуску. Люди на корме с тралом работают мужественные и сильные. Работа требует от них сноровки, умения и знания регламента работ, каждым моряком на своём месте, слаженности всей команды лова, как на палубе так и в штурманской рубке.
Здесь некогда любоваться морскими видами и предаваться романтическим вздохам, здесь идёт серьёзная и порой опасная работа. Могучие лебёдки тянут трал длинными канатами, с поплавками и грузами, при спуске трала они могут захлестнуть не острожного рыбака, да и огромный мешок самого трала с нижней и верхними подборами, огромным плетённым кутком, многочисленными грузами и тяжёлыми траловыми досками, довольно устрашающая конструкция для новичка, когда это всё скрежещет, грохочет и гремит, спускаясь по лотку кормы в море. При этом северные моря, Норвежское и Баренцево, редко спокойны, судно всегда болтает, холодные волны захлёстывают команду с ног до головы, а надо работать в любую погоду и в холод, и в снег.