Дом с несогласными - Бабин Самуил

Самуил Бабин

Дом с несогласными

1-подъезд, кв.39 (Хэллоуин)

Петрович залез под кровать и выкатил большую, оранжевую тыкву. Он, улыбаясь ей как старой знакомой, обтер тряпкой и убрал в старый, холщовый солдатский рюкзак. Петрович был пенсионного возраста и все лето проживал на даче, выращивая среднерусские овощи на своих шести сотках. И уже к зиме возвращался в город, в хрущевскую панельную пятиэтажку и то только затем, чтобы продать то, что удалось вырастить, засушить или засолить. Пенсии хватало в обрез на жизнь, а этот дачный заработок он откладывал на черный день и на лекарства. Если огурцы и помидоры не всегда давали хороший урожай, то тыква каждый год вырастала и размером, и количеством, не зависимо от погодных условий. Да и спрос на тыкву в последнее время вырос. Может потому, что народ стал налегать на здоровую пищу, а может по причине быстрого роста цен на продукты, в результате активной патриотической политики властей, но тыквы стали расходиться очень хорошо и особенно в конце октября. Причину этого Петрович понять не мог. Телевизор про это ничего не рассказывал, а вот жизнь упорно шла по своим неведомым законам. И Петрович, следуя сложившимся обстоятельствам, полностью перешел на выращивание тыкв.

Он осторожно надел рюкзак на плечи, вышел из квартиры, и направился в сторону метро, где и находилась его торговая точка.

У входа в метро, уже стояла Сонька со своими механическими котиками. Сонька тоже была пенсионерка, еще старше Петровича, и где-то умудрялась доставать китайских механических котиков, довольно потрепанного вида, похожих на реальных уличных котов. Котики работали от батарейки. Они переминались с ноги на ногу и довольно противным голосом пели «хеппи бездей ту ю…». Они часто ломались, застывая с приподнятой ногой и падали. Тогда Петрович, доставал из кармана отвертку и пассатижи и восстанавливал не хитрый их механизм. По этой причине, Сонька дружила с Петровичем, несмотря на свой сварливый характер.

– Привет. Как дела, – махнул ей рукой Петрович, доставая тыкву из рюкзака и ставя ее на деревянный ящик, который он всегда брал с собой, и использовал как прилавок.

– Рыжий совсем перестал петь скотина, – подтолкнула Сонька рыжего котика, бодро шагающего и издающего шипящие звуки.

– Ладно. Возьму его домой. Посмотрю вечером, – дружелюбно ответил Петрович.

Минут через пятнадцать к нему подошли двое молодых ребят и, не торгуясь, за сто рублей купили тыкву.

– Везет тебе, – закуривая, завистливо пробурчала Сонька. – Чего-то молодежь на тыквы в последнее время падка стала.

– Не знаю, – пожал плечами Петрович.

– Может сексуальные фантазии, – стала развивать тему Сонька.

– Может, – согласился Петрович, – Давай кота. Дома отремонтирую, – он не стал продолжать разговор и, забрав рыжего, пошел домой.

Тыквы у Петровича вырастали крупными и весили все больше пяти килограмм. Поэтому на продажу он выносил по одной. А если погода позволяла, вечером, когда народ возвращался с работы, приходил со второй. За сто редко удавалось продать, и Петрович решил отметить это, взяв бутылочку не дорогого Жигулевского пива. Вернувшись домой, он поджарил яичницу на сале и прямо со сковородкой и пивом, расположился в комнате у телевизора, как раз к начала полуденных новостей.

На экране всплыло ухоженно и сытое лицо какого-то депутата. Он начал гневно клеймит американцев за то, что они ничем, не брезгуя, пытаются сбить с правильного пути нашу молодежь и студенчество.

– И поэтому мы выносим на голосование закон, запрещающий праздновать у нас их американский Хэллоуин, – гневно застучал кулачком по трибуне депутат. Тут же крупно возникло, табло голосования. Все были за. Один подлец воздержался. Потом дикторша, начала с иронией рассказывать про Хэллоуин и на экране возникли картинки со страшными рожицами, вырезанными из тыкв и подсвеченных изнутри яркими огнями.

«Вот действительно. Делать им больше нечего. Столько тыкв на глупость всякую извели», – согласился с дикторшей Петрович, выливая с сожалением остатки пива в стакан.

Петрович не любил американцев. Все, что они не делали, тем или иным боком вылезало против его страны. Об этом постоянно не уставая передавать по радио и телевизору. Но правда с некоторой надеждой, что у них там скоро грянет кризис и вся эта Америка непременно развалится на сто или двести штатов, и к власти придут у них мексиканские наркобароны. И Петровичу в душе этому даже радовался. Единственное, ему почему-то было жалко негров. Негры здесь были явно не причем.

Пообедав Петрович, прилег на диване и сладко проспал часа два. Проснувшись, он ножичком вскрыл внутренности у рыжего кота и быстро вставил высочившуюся пружинку. Кот тут же зашагал и запел скрипучим голосом «хеппи бездей ту ю....». Петрович выключил кота, достал из-под кровати тыкву и, одевшись, не спеша пошел к метро.

Уже смеркалось. Моросил мелкий, осенний дождик. Соньки нигде не было видно. Петрович выложил тыкву на ящик и стал ждать покупателей.

Через несколько минут к нему подошли двое полицейских, постоянно дежуривших у метро.

– Ты чего это тут, – небрежно спросил один и постучал дубинкой по плечу Петровича.

– Тыкву продаю, – заискивающе ответил Петрович и протянул полицейскому десять рублей, зажатых в кулаке.

– Не положено, – выдавил тот и пихнул ногой тыкву. Та, упав с ящика, запрыгала вниз по ступенькам в подземный переход и докатившись, ударилась об стену и раскололась пополам.

– Зачем вы так, – со слезами на глазах произнес Петрович.

– Запрещено, дед. Закон вышел. Запретить продажу этих американских продуктов, – ответил полицейский и стал в рацию вызывать патрульный экипаж.

– Она не американская, – отчаянно произнес Петрович, – Она наша, русская. Я ее сам вырастил.

– Вот за это еще и срок получишь, – ответил полицейский, и они вдвоем с напарником запихали Петровича в подъехавший ментовский Уазик.

***

– Сколько тебе платили за тыквы? – строго произнес дежурный офицер, когда Петровича доставили в участок и привели на допрос.

– От пятидесяти, до ста рублей, – тяжело вздохнул Петрович

– Кто? – не отрываясь от протокола, продолжил офицер.

– Люди. Прохожие, – недоуменно ответил Петрович.

– Американцы сколько тебе платили, – вдруг закричал офицер и стукнул кулаком по столу.

Петрович от испуга отшатнулся назад и выронил на пол рюкзак с рыжим котом. От удара кот включился и громко запел «хеппи бездей ту ю, хеппи бездей ту ю…»

– Что это? – приподнимаясь из-за стола, грозно произнес офицер.

Петрович просунул руку в рюкзак и попытался выключить кота. Но видно от удара, что-то сломалось и кот как настоящий мартовский, продолжать орать и орать.

Офицер вызвал наряд. Петровича немного побили. Больше досталось коту. Он держался еще минут десять под ударами резиновых дубинок и уже перед тем как замолчать, произнес: «Суки». Так, по крайней мере, послышалось Петровичу.

Потом приехал другой офицер. Кажется, полковник. Он подробно расспросил Петровича, про тыквы, где он их выращивает, как давно и сколько. И в заключение, с сожалением произнес,

– Теперь по новому закону, вам от трех до пятим лет тюрьмы.

– За, что, – открыл от удивления рот Петрович.

– Ваши тыквы использовались при праздновании Хэллоуина, в школах, детских садах и других дошкольных учреждениях, – посмотрел сочувственно на Петровича полковник и добавил, – У нас есть показания свидетелей и соучастников данных мероприятий.

– Но, – поднял вверх указательный палец полковник, – Если вы расскажите всю правду в присутствии телевидения и раскаетесь, мы вас простим.

– Что я должен рассказать, – пересохшим голосом произнес Петрович. – Я ведь ничего не знаю.