Вагон тряхнуло. Лязг. И поезд собрался в дорогу. Вагончик тронется, перрон останется.
Перекусив пирожками с водой, они прилегли в ожидании своей станции.
– Кто на Старом лесничестве выходит. Встаем. – Прошипела проводница.
Старик и парень вышли в темноту полустанка. Сиротство старого навеса. Тропинка. Справа березки смотрели на пришельцев широко распахнутыми от удивления глазами. Не ждали вторжения.
– Куда теперь пойдем, Матвей. Тут только навес и тропка. Ни дорог, ни жилья. – Артем спросил для порядка. Идти некуда. Только по старой тропе.
– По тропе и пойдем. – Дед неопределенно махнул рукой. По привычке. Куда не маши, всюду темнота.
– До темноты нам бы, где укрыться. Ни одного огонька кругом. – Поддернул лямку рюкзака.
– До темноты, говоришь. Для меня всегда темнота. Даст Бог, найдем, где на ночь голову преклонить. Все в Его власти, все по Его разумению творится. – Качает головой.
Артем подумал: мне бы его уверенность. Где притаился этот Бог, бог его ведает. Говорят в народе: на Бога надейся, а сам не плошай. Может, осерчал Он на нас и ушел горе мыкать в своем одиночестве. Бывает у людей, при обиде никого не хочется видеть. А люди по его образу и подобию творились.
Они шли по тропинке. Артем впереди, Матвей за ним следом. Брели не скоро. Со слепым же в паре.
Но к темноте бывший заключенный увидел сарай. Тот стоял в раздумье, не пасть ли ему. В сарае том бродили призраки всех ветров. С такими обитателями любой захочет в землю лечь. Там они и устроились на ночь. Артем набрал веток и щепок. Развел огонь. Так будет теплее.
Пошарив при неверном свете костра в сарае, Артем нашел доски. Сложил из них на земле ложе.
– Матвей, я тут доски постелил. На них можно прилечь до утра. Другого не нашел, прости. – Присел на корточки. Оперся локтями на колени.
– И тому будем рады. Господь не забыл нас. Кровлю над головой раскинул и дал для отдохновения ложе. – Шарит руками, ищет ложе.
– Не знаю, как твой Господь, крышу соорудили плотники. Ветер не успел ее сорвать. А доски «для отдохновения» я сложил. Выгреб их из кучи мусора. – Сцепил пальцы ладоней. Ухмыляется.
– Это Господь тебя надоумил отыскать те доски и потрудиться выложить их. Зря ты пустословишь. Труды твои Им внушены тебе. От всякого труда есть прибыль, а от пустословия только ущерб. Так говорил царь Соломон. – Сам вроде прислушивается к словам незримого попутчика, царя Соломона.
– Пусть так. Не стану спорить, старик. – Что толку спорить. Если ему вера дает поддержку в жизни.
Они прилегли на доски. Хоть немного отдохнуть перед дорогой. Артем и сам не заметил, как задремал на этом твердом настиле. Что снилось ему? Всего поутру вспомнить не мог. Родной город. Но немного странный. Дом, где жил. Дверь квартиры, что больше не откроется перед ним. Не чувствовал злобы и гнева. Не собирался мстить. Горечь поздней полыни жгла рот.
Уж догорел костер. Прохлада утра назойливым будильником тормошила ото сна. Артем открыл глаза, сел на жесткую перину досок. Поежился. Утро туманное, утро седое. Тюремное ложе и окрик часовых.
Ах ты, жесткая свобода
И тюремных дней тоска.
Нас спасет от непогоды
Гробовая лишь доска.
Ноя сердце, грудь тревожит.
Жизнь не больше, чем острог,
Но она тебе проложит
Перекресток двух дорог.
– Матвей, пора вставать. Уже утро. Нам в дорогу пора собираться. – Оперся о землю руками, Оттолкнулся. Встал.
– Не ведаю я света. Просто думал, ночь прохладу принесла. Хорошо, хоть ты видишь. Мне что днем, что ночью идти спотыкаться. – Ощупал землю рядом. Оперся и поднял тело на ноги.
– А врачи не пытались помочь? Зрение вернуть? – Тяжело жить во тьме.
– Пытались. Старая санитарка сказала: все в воле Божьей.
«Так вот о чем хочет поговорить старик с Богом» – Догадался Артем.
На заре я выйду в туман, на заре покину приют. Так и получилось у Артема и Матвея. И вновь они шли по тропе. Для Артема дорога стала легче, а цель яснее. Господи, хоть бы ты был! Что спрятался, как маленький мальчик. В тебе есть нужда. Не для меня, для этого старика. Бывший каторжанин хотел бы вылепить Бога из глины, лишь бы это помогло слепому старику. Бог сотворил человека из глины, отчего человеку не дано вылепить Бога. Невозможно обрести Бога. Его нет. Умом это Артем понимал, а сердце противилось. Хоть несколько дней пусть у Матвея будет надежда. Но боль сжимала сердце: в конце придет отчаяние. Он пообещал себе не говорить: Его нет. Не давши слова – крепись, давши – держись. Слаб человек. Он забудет свое обещание. Дорога в ад вымощена благими намерениями. Он, не желая того, предаст свое обещание.
А тропа убегала вперед. Шла через лес, среди деревьев, что прятали за своей спиной место казни деревянных великанов. Заброшенная лесопилка, обагренная соком могучих стволов. Она хранила в своем молчании последний вздох поваленных деревьев.
– Матвей, мы дошли до старой лесопилки. Где-то должна быть дорога. И брошенный поселок. Рабочие должны были здесь жить. Дальше куда идти? Я не знаю дороги. – Озирается кругом. Покинутое людьми место. И бродячие собаки не заходят.
– Так по дороге и пойдем. Она нас выведет, куда надо. – Ни тени сомнения.
Артему б его уверенность. Самообман все это. Сколько ни плутай, все равно ничего не найдем. Вот о чем думал он в пути.
– Выведет? Так к поселку или к городу приведет. Мы б не пешком, а автобусом доехали.
– И пусть, к поселку. А то, что по лесу шли, так у Него свое разумение есть. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна икота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. На то воля Его. Тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого. Нам не постичь решенное ранее. И не пытайся.
– Я и не пытаюсь. Только, что нам делать в поселке том? – Артем изумлялся упрямству старика в вере.
– Так делать будем то, что хочет Он сотворить нашими руками. Идем, Артемка. Каждому будет дано по вере его. – И Матвей пошел вперед, не ведая дороги и своего пути.
– Погоди, дед. Я тебя поведу. По вере его даст. Стало быть, тебе даст. Мне и ждать нечего. Ничего мне не отломится. – Артем от такой мысли даже взбодрился. Отчего, не знал. У него веры нет, и получать нечего.
Часа через полтора открылось перед путниками село. Артему показалось не маленькое оно. Вдоль центральной дороги стояли дома крепкие, справные. У каждого крытый двор. Не бедствует тут народ. По обочине дороги идет люд честной. Если вы думаете встретить здесь баб в расписных сарафанах и кокошниках, то ошибаетесь. Не видно и баб в длинных юбках, цветастых блузках с коромыслом через плечо. Женщины одеваются не хуже городских. Течет ручей народа в одном направлении. Артему подумалось, производство у них там какое. Вот и идут организованно к своим рабочим местам. Он остановил женщину, шедшую им навстречу.
– День добрый. Простите. Здесь где-то можно остановиться на ночевку?
– Добрый день. Можно. Вон через два дома увидите каменный дом. От купцов остался. Побелены стены. Это дом приезжих. Вы спросите Глафиру. Может, и поселит.
– А народ то у вас куда тянется? На работу? – Вынул правую руку из кармана. Видать, она по работе соскучилась.
– Ха, на работу! Какое там. Магазин у нас там. С утра шары залили. Не хватило. Вот и прут в магазин. Сейчас обратно потянутся. – Махнула рукой в сторону магазина. Прямо вождь пролетариата, указывающий путь. Верной дорогой идете, товарищи.
– Спасибо. Так мы пойдем к Глафире. – Артем и подумать не мог, что в селе существует такая добрая традиция. С утра и за водкой.
– Ступайте. – Почти с поклоном проводила приезжих.
– Пойдем, Матвей. Тут не далеко. Там передохнем. Сходим купить покушать. – Приободрил парень своего спутника.