Мамина сестра жила в семи часах езды от Орландо. Они не были особо близки, и я видела ее всего пару раз. После похорон и обеда, организованного Мэри, где я ничего не ела, тетя Лиза уехала обратно в Атланту без меня. Она предоставила Ханне Ривз объяснять это.
– Тебе осталась всего пара недель в школе, – сказала Ханна своим спокойным голосом. – Я знаю, что зачисление в подготовительную школу для тебя очень важно, а для этого тебе нужны хорошие оценки. Лиза сказала, она не может оставаться в Орландо, иначе потеряет работу.
Все звучало вполне логично, пока я не встретилась взглядом с Ханной. Это был единственный раз, когда она не смогла скрыть эмоций. Всего на мгновение в ее глазах блеснули слезы.
В тот самый момент я посмотрела из окна автомобиля Ханны, чтобы впервые увидеть детский дом «Парсонс».
Ханна глубоко вдохнула через нос.
– Рейчел, такое случается часто. Твоя мать не предполагала, что конец так близко. Никто не предполагал. Она не думала, что умрет до того, как тебе исполнится восемнадцать. И твоя тетя сейчас в полном смятении. Я дам ей неделю и позвоню снова, узнаю, можешь ли ты поехать к ней в Джорджию после окончания школы.
Однако затем Ханна нашла Фредерика вместо этого, который удивил нас обеих, приехав пару дней спустя. И я до сих пор не понимаю, что это означает для меня.
Пока Мэри сушит мне волосы, приходит следующая клиентка. Ее стеганая сумка выглядит просто чудовищно.
– Минуточку! – восклицает Мэри. – Послушай, можешь звонить мне в любое время, – шепчет она мне. – Я всегда дома после семи. Серьезно, я хочу знать, как у тебя дела.
– Спасибо.
Мэри отмахивается от денег Фредерика.
– Как насчет того, что я оставлю чаевые? – Я слежу, как он кладет пять двадцаток в крошечный салонный конверт и оставляет Мэри на прилавке. – Разве тебе не нужен был шампунь? – спрашивает он, указывая большим пальцем на стенд с косметикой.
– Ну… – Бутылка шампуня у Мэри в салоне стоит двадцать пять баксов. Мы с мамой покупали шампунь в магазине, как обычные люди.
Мэри достает бутылку с полки и сует мне в руки. Затем сурово смотрит на Фредерика.
– Ей нужно больше есть, – говорит она. Следом обращается ко мне: – Звони, дорогая. В любое время.
* * *
Часом позже я сижу в шезлонге под зонтиком рядом с бассейном отеля «Ритц-Карлтон». С учебником по математике на коленях и карандашом в руках я почти могла бы учиться.
Если бы Фредерик не сидел за пару зонтиков от меня, ворча в свой телефон.
Кто бы этот Генри ни был, Фредерик ему не рад.
– Слушай, я понимаю, промоутер держит тебя за яйца. Иначе бы ты не скулил мне тут, как гребаная девчонка. Но прежде чем станет лучше, будет лишь хуже.
Пауза, и я думаю, может, они прекратят ругаться. Но пока нет.
– Чувак, – говорит Фредерик напряженно, – мне нужно освободить график, и тебе нужно смириться с моим отсутствием. Разберись с этим, Генри. Прямо сейчас, иначе я найму того, кто сделает это за тебя.
Ого.
Фредерику нужно освободить график из-за меня?
Подходит официантка, сверкая идеальной жемчужной улыбкой.
– Как ваши дела?
– В порядке, спасибо, – отвечаю я машинально. На ее бейдже написано: «Хэйди». И что же эта Хэйди сделает, если я скажу, что все вовсе не в порядке?
– Могу ли я вам что-нибудь принести? Стакан лимонада? Холодный чай?
– Нет, спасибо. – Этот отель куда лучше, чем те, куда пробираемся мы с Хейзом, чтобы поплавать. Стакан чая стоит, вероятно, баксов шесть.
– Просто махните мне, если передумаете. – Она одаривает меня очередной сверкающей улыбкой и удаляется.
Часом позже я все же заказываю этот чай.
– Мы немного торопимся, – говорит Фредерик другой улыбающейся официантке, когда мы садимся за столик в кафе. – Что нам заказать, чтобы принесли быстро?
– Пиццу не советую, – сообщает она. – Салаты и бургеры не требуют много времени.
– Понял. Пицца в отеле в любом случае рисковая затея. Хорошо, мне бургер средней прожарки. И картофель фри.
Я заказываю салат. Когда она уходит, повисает тишина. Фредерик крутит в руках сложенные в салфетку столовые приборы. Я наблюдаю за молодым отцом у бассейна. Тот стоит на дальнем конце, подбадривая свою маленькую дочь.
– У тебя получится! Давай!
У ребенка розовые нарукавники и купальник с Микки-Маусом. Фредерик тоже замечает их. Плавающий отец поднимает дочь и кружится с ней.
– Ура! – говорит он. – Ура! – Затем повторяет это еще десять раз.
Мне хочется кинуть в них своим неоправданно дорогим холодным чаем.
В это время Карлос подходит к нашему столику с маленькой черной сумкой для шопинга. Он ставит ее перед Фредериком.
– Подгонишь машину минут через пятнадцать? – спрашивает Фредерик. – Поедим и уберемся отсюда.
– Без проблем. – Карлос улыбается мне перед тем, как уйти.
Фредерик вытаскивает из сумки телефон и протягивает мне.
– Это тебе. Чтобы я мог с тобой связаться.
Я опускаю глаза на блестящую вещицу в своих руках. Это новенький iPhone в ярко-оранжевом корпусе.
– Если хочешь сохранить свой старый номер, мой помощник с этим разберется, – говорит он.
Я провожу пальцем по экрану, и тот загорается, приложения выскакивают, точно маленькие драгоценные камни. На такой телефон мы бы с мамой никогда не накопили, даже за миллион лет.
Волна необъяснимого отвращения окатывает меня. Интересно, что бы Фредерик сделал, если бы я сказала, что это не тот цвет? Или если бы я развернулась и выкинула его в бассейн?
Закричал бы и устроил сцену? Его реакция рассказала бы мне о нем кое-что, о чем не узнаешь из отредактированных видео на YouTube.
Я тру свой новый блестящий гаджет большим пальцем, раздумывая, сбежит ли Фредерик Ричардс из Флориды, если его дочь окажется избалованным ребенком. Нужно было заказать лобстера и шампанское, чтобы посмотреть на его реакцию. Хейз прав, я не обязана быть воспитанной.
Однако я чувствую взгляд отца на себе. И знаю, что не воплощу ни одну из этих идей, потому что я не такая. Я не выкидываю вещи за семьсот долларов в хлорированную воду и не выдвигаю условия.
И причина даже не в моих хороших манерах. Я хочу понравиться Фредерику.
Ненавижу себя за это.
– Спасибо, – шепчу я. Поднимая подбородок, повторяю: – Спасибо. За все сегодня.
Он отводит глаза, его губы складываются в тонкую линию.
– Не за что.
Приносят еду, я ем немного, но по большей части размазываю салат по тарелке.
– Я доставлю тебя домой до комендантского часа, – говорит Фредерик, опуская картошку фри обратно на тарелку. Он тоже не очень голоден. После того, как он расплачивается, я встаю и поднимаю рюкзак. Мы успеваем сделать лишь шаг в сторону лобби, когда загорелый мужчина в майке для гольфа подходит к нам, обнимая своего сына за плечо.
– Извините, – говорит он, улыбаясь, – но я большой фанат. Не могли бы вы дать автограф?
– Э-э, конечно, – говорит Фредерик, ища в кармане ручку.
На вид мальчик, кажется, ходит в средние классы, он снимает бейсболку и протягивает Фредерику.
– Спасибо, – говорит он дрожащим голосом. Выглядит смущенным.
Но и Фредерик тоже. Морщинка появляется посреди его лба.
– Кто это? – спрашивает он, указывая на подпись на козырьке.
Отец смеется.
– Район Браун.
Фредерик кивает.
– Фанаты бейсбольной команды «Брюэрс»? По крайней мере вы не болеете за «Кабсов». – Он быстро подписывает кепку и отдает ее обратно, подмигивая. – Мы немного торопимся…
– Спасибо огромное, – говорит тот отец, делая шаг назад. Его улыбка точно из рекламы зубной пасты.
– Извини, – бормочет мне Фредерик, когда мы идем через лобби. – Вижу, Карлос ждет снаружи.
* * *
– Итак, – говорит Фредерик, когда седан останавливается у дома «Парсонс».
«Итак…» – Я сжимаю подол своей джинсовой юбки, думаю, что будет дальше. Он собирается сказать, что забронировал билет до Лос-Анджелеса. И в целом я не расстроюсь, потому что каждая минута, проведенная в его компании, – такой же стресс, как прослушивание на соло в хоре.
– В это же время завтра? – говорит он вместо этого.