Был у него друг, тоже доктор, но только – физико-математических наук, Терник Слава. Так вот он-то и сделался инициатором идеи отпраздновать новоселье непосредственно в Новогоднюю ночь, совместив, таким образом, два праздника в один. В придачу Славка пообещал привести двух «центровых блядей» из числа своих студенток-задолжниц. Он их действительно привел – Свету и Любу. Девчонки и вправду легко тянули на «пятерку» – Света оказалась стройной пышногрудой блондинкой, а Люба – такой же стройной и не менее пышногрудой брюнеткой. Обоих природа наградила смазливенькими мордашками и никогда не затухающим специфическим блудливым огоньком в больших миндалевидных глазах, способным в любом мужчине мгновенно породить самые низменные инстинкты. И, чего греха таить, Александр Сергеевич не являлся исключением из правила. Девушек он осмотрел с видимым одобрением и, когда они, раскрасневшиеся от мороза, скинули с себя изящные шубки, Саша (будем называть его иногда так для простоты изложения), не долго думая, размашистым жестом пригласил их к праздничному столу. Стол, следует отдать ему должное, был накрыт богато и изысканно – на две профессорские зарплаты. В центре стола, среди тарелок с закусками и салатами, возвышался запотевший графинчик, наполненный водкой достаточно высокого качества.
Девчонки не оказались привиредами и не заставили долго себя упрашивать принять по семьдесят пять грамм «с морозца» и «за знакомство». Через пять минут после «первой» гостеприимный хозяин с большим душевным подъемом произнес избитую, но бесконечно верную фразу:
– Между «первой» и «второй» – промежуток небольшой!
Ну и далее встреча Нового года покатилась по хорошо известному и накатанному руслу. Вернее, покатилась бы… …На привычном пути ее целенаправленного могучего течения повстречалось совсем неожиданное препятствие. И, как ни странно, к жизни его вызвала безалаберная блондинка Света, ляпнувшая в ходе оживленного и легкомысленного разговора казалось бы совсем невинную фразу:
– Никогда бы не подумала, что когда-нибудь буду сидеть посреди Лабиринта Замороженных Строек и вот так вот запросто пить водку сразу с двумя профессорами! – и она с совершенно бесстыдным многообещающим выражением в блестящих от выпитого спиртного голубых глазах посмотрела на хозяина квартиры.
А у хозяина же, неизвестно почему, после восторженного восклицания Светы, настроение не поднялось, а даже напротив – внезапно и заметно упало. Он как-то зябко передернул костлявыми плечами и словно бы с боязливой украдкой глянул себе через плечо – на тюлевые шторы, закрывавшие оконные стекла, в чьих прозрачных глубинах росли густые джунгли из ледяных пальм и папоротников. А там, за джунглями в кромешной темноте колючего морозного воздуха неподвижные и бесконечно печальные, загораживали большую часть звездного неба светло-серые громады мертворожденных многоэтажек, где по планам социалистического строительства давно должны были поселиться сотни семей. Планы ли оказались, грубо говоря, херовыми, или, не набралось необходимого количества семей, но стройки оказались незаконченными и брошенными на произвол судьбы. Обычно проемы черных окон многоэтажек смотрели на мир с безжизненным немым укором и своей вечной пустой чернотой неизменно напоминали профессору Морозову, с его необычайно тонкой нервной организацией, глазницы черепа человека, в преждевременной смерти которого виноватым отчего-то чувствовал себя и сам Морозов. И совершенно неуместная, даже – просто сумасшедшая мысль посетила гениальную голову Александра Сергеевича: он, как и вся его компания не имели права в эти последние часы, уходившего в историю года предаваться разврату и пьянке (хотя и – вполне заслуженным) на всю, как говорится в народе, «катушку», в то время, когда обитатели недостроенных многоэтажек, немо взиравшими черными оконными проемами на его бессовестно счастливый дом, такой возможности были лишены в принципе.
За праздничным столом установилось молчание, белая изящная ручка Светы с зажатым в ней бокалом шампанского, замерла в воздухе, доктор физико-математических наук Терник не донес до разинутого рта кусок жирной олютерской селедки, надетом на зубчики серебряной вилки, а брюнетка Люба, вообще, легонько взвизгнула – настолько неожиданно страшным сделался взгляд Александра за стеклами очков. Грешным делом все подумали, что столь жутким образом ему в голову ударила водка и новогоднее торжество окажется полностью испорченным, как следует не успев начаться.
– Сашка, ты – что?! – с плохо скрытым беспокойством спросил Славка, надеясь, что ничего страшного с его другом не произошло. И, к счастью, правда – пока, он оказался прав. Мутноватая идиотическая пелена медленно покинула поверхность глаз профессора Морозова и он вновь посмотрел на старого друга и мимолетных ветреных подруг взглядом сильно подвыпившего, но психически несомненно нормального человека. Шумно выдохнув застоявшийся в легких воздух, с откровенно напускной веселостью в голосе он залихватски предложил:
– А ну ка давайте поскорее еще водки выпьем и закусим на славу! Горяченького бы сейчас очень кстати оказалось бы! Страшно захотелось горяченького! Славка – давай, наверное, пельмени начнем варить! Вы, девчонки, как – не против?! – Саша суетливыми движениями начал разливать по хрустальным рюмкам холодную водку, но, тем не менее, постоянно смотрел сквозь наполняемые рюмки куда-то или на что-то, чего вовсе не было в комнате. Ни с кем не чокаясь и не ожидая, когда рюмки возьмут остальные, он залпом выпил свою порцию, закусил свеклой в чесночно-майонезном соусе, потряс головой из стороны в сторону и прохрипел блаженно:
– Вот теперь по настоящему хорошо стало! Все – нет никого, никого не вижу и никого не слышу, и не услышу! Вот вам всем!!! – из пальцев обеих рук он сложил кукиши и показал их занавешенным тюлевыми шторами окнам.
Люба тихонько присвистнула, а Саша зло зыркнул на нее сквозь очки, опустил руки и раздраженно сказал:
– Да не сошел я с ума, не пугайтесь – еще вот водки выпью и окончательно все в норму прийдет!
– Пошел я, короче, пельмени ставить! – нарочито громко произнес Слава Терник, внимательно разглядывая Сашу, – Девчонки – кто мне поможет?!
– Славка – прекрати так на меня смотреть! – досадливо махнул на него рукой Саша, – Не рехнулся я – еще раз повторяю! Вместе все пойдем – пельменями займемся, – он пружинисто поднялся на ноги, обхватил Свету за тонкую теплую талию и легонько прижав девушку к себе, повлек ее на кухню.
Кризис, казалось бы, миновал. Уже через двадцать минут вся компания, как ни в чем ни бывало, спокойно сидела за столом и дружно кушала вручную слепленные пельмени со смешанным говяжье-свиным фаршем. Ели неторопливо, окуная пельмени в томатный и чесночно-уксусный соус, смаковали сочную, нежную, ароматную начинку, не забывая припивать холодной водкой и вести легкую неторопливую беседу. Говорили, в частности и о том – кто, когда и почему назвал этот район Лабиринтом Замороженных Строек. Света, например, долго-долго морщила чистенький, не вспаханный никакими морщинами лобик, вспоминая какую-то старинную информацию, связанную с Замороженными Стройками, и вспомнила, наконец:
– Я еще девчонкой совсем была – мальчишки соседские у нас на этих стройках пропали.
– Как понять – пропали?! – с хорошо заметным, даже нездоровым, несколько лихорадочным интересом спросил Саша и немного подался туловищем вперед к сидевшей напротив через стол Свете.