Этот Константин высокий. Стройный. Волосы короткие и светлые, немного рыжеватые. Почему-то морщусь, понимая, что еще вчера сама ходила с похожим цветом волос.
– Не знаю, с чего начать, Зоя, – наконец проговаривает он, но я тут же вставляю:
– Зои.
– В смысле?
– Не Зоя, а Зои.
– Прости. – Он откашливается. – Знаешь, я хотел сказать, что мне очень жаль. Маргарита была чудесным человеком, что бы и кто о ней ни говорил.
– Поэтому вы ее бросили? – Я не произношу этот вопрос со злостью или с гневом. Скорее просто хочу понять, что же случилось и почему мои родители так и не стали крепкой, дружной семьей. Мужчина пожимает плечами.
– Это сложно. Не думаю, что стоит говорить об этом прямо сейчас. На пороге. Давай пройдем в дом, я все тебе покажу. Не волнуйся, слышишь? Я правда сожалею и хочу помочь.
Так и хочется закричать: да не нужна мне твоя помощь! Мне нужен был отец, моей маме нужен был муж. Нам нужна была опора, поддержка, защита, но у нас ничего из этого не было. Ничего! Но я не произношу ни звука. Пусть во мне и бушует пожар, поддаваться эмоциям глупо, ведь что бы я ни кричала, о чем бы ни говорила – идти мне некуда.
Этот человек – моя единственная надежда хотя бы на какое-то будущее.
Константин водит меня по роскошным, огромным комнатам, то и дело отвлекаясь на звонки. Особняк просто невероятный. Я никогда не видела ничего подобного, но стараюсь держать себя в руках и не расширять глаза слишком уж часто. Также я стараюсь не вздыхать, не охать, не каменеть и не заикаться. Как же так получилось, что люди живут настолько по-разному? Все мы работаем, все мы стараемся достичь лучшего, однако кто-то ест из одноразовой посуды, а кто-то десять минут раздумывает над тем, каким именно по счету ножом разрезать рыбу. Разве не абсурд? Да, оплата каждому своя: кому-то повезло больше, кому-то меньше, и, естественно, мы никогда не избавимся от этого пресловутого социального неравенства. Но есть ли предел безумию? Я два года почти ничего не ела, делила с мамой один кусок мяса на двоих – и то не каждый день. Что же в это время делали люди с этой улицы?
– Прости, – в очередной раз извиняется этот человек. Он убирает телефон в карман и поправляет вязаный светло-бежевый свитер. – Не работа, а сплошное сумасшествие. Наталья говорила, чем я занимаюсь?
– Нет. – Почему-то вру я и вскидываю подбородок. – Мы не говорили о те… вас.
Константин не обижается. Наоборот, понимающе кивает, и это бесит меня еще сильней: с какой стати он вдруг играет роль чуткого отца? Может, и виноватым еще себя считает? С силой прикусываю губу. Мне не по себе от этого места. Пусть здесь красиво – здесь холодно. Много пространства для одиночества.
Мы вновь спускаемся на первый этаж. Идем в зал, который совсем недавно показался мне слишком вычурным: кресла с дубовыми подлокотниками, толстые ковры, люстры, комоды, книги на широченных деревянных полках – не перебор ли? Хотя не мне судить. Я как раз собираюсь спросить, можно ли подышать свежим воздухом – не терпится сбежать, – как вдруг вижу около стеклянного столика высокую, худую брюнетку.
– Зои, хочу представить тебе свою жену. Елену. – Константин подходит к незнакомке и ласково берет ее под руку. Возможно, уголки ее губ и дергаются в чем-то, напоминающем улыбку, однако я не ведусь на этот трюк. Уверена, эта особа уже со всей страстностью и горячностью успела меня возненавидеть.
– Привет, – говорит она, но руку в мою сторону не тянет.
– Здравствуйте.
– Надеюсь, ты добралась без происшествий.
Опять это глупое слово. Боже, да я в курсе, что все вы желаете моей смерти, но, увы, простите, никто пока не пытался пробить дыру в моей тупой башке, и я жива, и я приехала, и я намереваюсь портить вам жизнь своим присутствием. Ведь вы именно так считаете?
– Меня нет, я умер, и до семейных драм мне нет никакого дела! – вдруг раздается голос за моей спиной, но я не оборачиваюсь. Еще один ненавистник?
Эй, парень, выстраивайся в очередь! Дом и так кишит мегерами.
– Подожди, Саша. Стой. – Этот человек хмурит брови и холодно отрезает: – Вернись.
– О боже, я же объяснил, мне плевать. Не хочу разговаривать, не хочу даже думать об этом и вообще лучше не…
Голос замолкает. Я все еще не оборачиваюсь, чувствуя себя полной дурой. О чем я только думала? Приехать в чужой дом, в чужую семью. Кому я здесь нужна, да и кто мне здесь нужен? Это неправильно. В конце концов, в приюте я хотя бы не должна притворяться, что все хорошо, не должна быть благодарна! А тут… зачем же мне быть здесь? Обязана ли эта семья оплачивать мое существование, а главное – смогу ли я с этим смириться? Нет, конечно нет! Мама погибла, но это не их вина. Я твердо намереваюсь убежать из этого дома – без объяснений, без разрешения – разворачиваюсь и… замираю. Где-то на заднем фоне Константин объясняет, что это его сын, что его зовут Саша, что он не хотел меня обидеть, но мне не пошевелиться. Я стою в недоумении: неужели в жизни случаются такие совпадения?
Знакомый уже мне парень неуклюже потирает разбитую губу и усмехается: уверена, он удивлен не меньше моего. Не знаю, что сказать. Робко пожимаю его широкую ладонь.
– Ну привет, – говорит он, а я все пытаюсь осознать, что это тот самый несчастный чудак, улизнувший из рук сумасшедших психопатов через окно в моей ванной. – Ты та самая Зои?
– Видимо, да.
– Вы знакомы? – спрашивает Константин, на что Саша издает нечленораздельный звук и отмахивается.
Видимо, скрывает происхождение своих синяков. Неужели Саша сказал, что наткнулся на дверной косяк? Я хмурю лоб и неожиданно осознаю, что цвет наших глаз неспроста так схож. У нас общий отец, мы практически родные, и мы виделись вчера, ни о чем даже не подозревая.
Что это, если не судьба?
Я покачиваю головой и отрезаю:
– Мне надо на воздух.
Срываюсь с места и со всех ног несусь к выходу. Плутать не приходится. Широкие двери оказываются прямо перед моим носом, едва я выбегаю из зала, и уже через секунду я оказываюсь за порогом этого чертового дома, в котором куча места, но совершенно отсутствует кислород. Не знаю, куда себя приткнуть. Нервно хожу из стороны в сторону, стискиваю пальцами талию, а затем сдаюсь и плюхаюсь на порожек. Пытаюсь привести в порядок дыхание, мысли. Опускаю голову на колени и вдруг понимаю, что сейчас развалюсь, если кто-то неожиданно решит ко мне прикоснуться. Рассыплюсь на части.
– И как теперь быть? – неожиданно спрашивает знакомый голос, но я не реагирую. Все продолжаю жмуриться и медленно дышать. – Я ведь поклялся тебя ненавидеть.
– Аналогично.
– А ты помогла мне.
– Так и есть.
– Это паршиво. – Саша тоже садится на порожек, однако нас все же разделяет приличное расстояние в несколько десятков сантиметров. – Ты как?
– Нормально.
– А если честно?
– Пока рано говорить честно.
Поднимаю на парня взгляд и вижу уже знакомые мне уродливые веснушки. Он молчит, ждет чего-то, а меня так и дерут на куски бешеные, странные чувства, и я не знаю, что сделать, чтобы утихомирить их, что сказать, чтобы избавиться от этого ядовитого огня в груди.
– С тобой все в порядке? – выпаливаю я, на что Саша усмехается.
– Что? – недоумеваю я. – Чего ты?
– Ты за меня волнуешься! – вскинув руки, восклицает он. – Куда уж смешнее? Внебрачная дочь моего отца оказывается адекватным, приятным человеком, который способен не просто на нормальное общение, но еще и на нормальные чувства! Поразительно! А я ожидал встретить убогую, прыщавую малолетку.
– А я думала о горбатом, тощем неудачнике.
– Я и так тощий!
– Ну не настолько же.
Мы вновь усмехаемся. И это так странно. Странно сначала привязаться к человеку – пусть чувство и было мимолетным, – а потом попытаться его возненавидеть.
– Может, провести тебя до комнаты? – неуверенно спрашивает Саша, на что я вскидываю брови. – Тебе ведь нужен гид, брат, друг.
– Друг, – быстро соглашаюсь я. – Именно он.