Но поверьте, он никогда не поймет, что в случившемся нет вашей вины.
Ее слова не удивили Рея. Коулман называл его бесчувственным еще на Мальорке. И возможно, называл бы так любого мужа Пегги, даже если бы дочка была счастлива в браке, излучала радость, довольство и все такое прочее.
– Правда ли, что Пегги боялась секса? – спросила Инес.
– Нет. Нет, напротив… Он возвращается.
– Вы можете завтра уехать из Венеции?
– Нет, я…
– Я должна встретиться с вами завтра. В одиннадцать у «Флориана»?
Ответить у Рея не было времени – Коулман уже садился. Но Рей кивнул ей. Согласиться было проще, чем отказаться.
– Наш официант так занят, – сказала Инес с притворным раздражением, будто они все время пытались его подозвать.
– Господи Исусе! – вздохнул Коулман и завертелся на стуле. – Cameriere! Conto, per favore!
Рей вытащил банкноту в две тысячи лир – больше, чем его доля.
– Убери, – велел Коулман.
– Нет, я настаиваю, – сказал Рей, пряча бумажник в карман.
– Убери, я сказал, – жестко проговорил Коулман.
Он собирался заплатить деньгами, которые ему, конечно же, дала Инес немного раньше.
Рей ничего не сказал. Он встал:
– Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Он поклонился Инес. Затем снял пальто с крючка. Пальто было то самое, другого у него с собой не было, в левом рукаве зияли два пулевых отверстия, но ткань была почти черной, и прорехи вряд ли кто заметил бы. Он поднял левую руку и, уходя, улыбнулся.
Когда Рей в половине одиннадцатого вышел из пансиона и направился на встречу с Инес, в кармане у него лежали два письма – одно родителям, а другое их садовнику Бенсону, который прислал ему сочувственное послание на Мальорку. Родителей Рей благодарил за предложение вернуться на некоторое время домой, но писал, у него, мол, пока дела в Европе и он считает, что лучше ему сейчас обосноваться в Нью-Йорке и начать работу с Брюсом Мейном в галерее. Его письмо было ответом на второе родительское, после того как он отправил им телеграмму и написал про Пегги. Рей заглянул в табачную лавку в аркаде на площади, купил марки и опустил письмо в почтовый ящик снаружи. Он пришел раньше на десять минут, медленно прогулялся по площади и наконец увидел Инес, которая резво шла на высоких каблуках – миниатюрная, складная фигурка, появившаяся из-за церкви Сан-Моизе.
– Доброе утро, – сказал он, прежде чем она увидела его.
– Ой! – Она остановилась. – Привет. Я опоздала?
– Нет. Наоборот, вы пришли раньше времени, – сказал, улыбаясь, Рей.
Низко над ее головой пролетел голубь, хлопая крыльями. На Инес была небольшая желтая шляпка с павлиньими перьями с одной стороны. При солнечном свете Рей увидел морщинки у нее под глазами и более глубокие – у рта. По мнению Рея, они ни в коей мере не уменьшали ее привлекательности. Ему стало любопытно, может ли такая женщина заинтересоваться им в роли любовника, при этом он испытал чувство собственной неполноценности, от которого не мог отделаться, даже убеждая себя в его иррациональности. Женщина вроде Инес вполне могла счесть его привлекательным, потому что он моложе и она чувствовала бы себя польщенной.
Возле «Флориана» на улице стояло всего несколько столиков, и за ними сидели люди, закутавшись в пальто и шарфы.
Рей отодвинул стул для Инес.
Она попросила только кофе.
– Итак, – сказала она, когда официант принял заказ. Она положила обе ладони на стол, раздвинула локти, сомкнула пальцы в желтоватых замшевых перчатках. – Повторяю: я бы хотела, чтобы вы уехали из Венеции.