И дождался: у забора притормозил «БМВ». По возрасту машина тянула лет на пятнадцать, зато по цвету была белой, как лебедь. Софа снова кинулась во двор, но теперь уже не раздраженно, а испуганно.
Волосы у пассажира были густыми и черными не по возрасту, подстриженные в «ниточку» усы и выпирающий живот делали его похожим на комедийных персонажей старого кино. В жизни, однако, такой персонаж не вызывал смеха, по крайней мере у своих соплеменников.
Он сразу же стал орать по-цыгански на Софу, бурно выражая свое недовольство. Скорей всего толстяка разозлил сам факт «работы на дому», о которой ему успели доложить.
В прежние времена он вряд ли придал бы этому значение. Но теперь, после разгрома табора в степи, он не хотел неприятностей. Сегодня Софа задурит человеку голову, выудит из кармана все деньги, а завтра он вернется по этому адресу, и не один. За компанию с жильцами дома могут пострадать и цыгане по соседству.
Софа отчаянно защищалась – кричать она себе не позволяла, но пыталась скомпенсировать это скоростью речи. У нее имелись свои аргументы: мужчина нездешний, никого он не приведет.
Кудлатый Алеша и молодая цыганка на время потеряли дар речи и застыли в комнате, внимательно прислушиваясь к разговору. Позабыли о своей обязанности занимать Терпухина, отвлекать его внимание. Если б у кудлатого имелся хвост, цыган сейчас вилял бы им, как провинившаяся собачонка. Молодка, наоборот, выглядела довольной, что затея Софы срывается.
Хозяйке так и не удалось убедить пассажира «БМВ». Войдя в комнату, он остановился, молча и внимательно разглядывая гостя. Крайнее неудовольствие было написано на лице. Так ничего и не сказав, он вышел вон. До смерти огорченная Софа взялась объясняться с клиентом.
– Понимаешь, красавец, работа у нас бывает сверхурочная. Не время, оказалось, за стол садиться… Куда ты?
Хозяйка собралась выпроводить Юрия, но не так скоро. Терпухин, однако, не слушал ее объяснений, он не хотел упустить из виду черноволосого толстяка. Догнал его за несколько широких шагов возле самой машины.
– Разговор есть.
– Некогда, уважаемый. Спешу.
Толстяк уже пригнулся, чтобы сесть в машину, но Юрий прихватил его за локоть. Водитель мгновенно среагировал, выскочив с битой в руках. Но толстяк одним движением широкой брови, приказал ему не спешить.
– Спортом балуетесь? – заметил Терпухин.
– Жизнь заставляет, – спокойно отреагировал толстяк.
Держался он уверенно и властно. Был он здешним бароном или нет, но во всяком случае занимал в цыганской иерархии Ростова не последнее место.
– Я насчет недавнего дела. Те «чавалы» к нам обратились как положено. Шеф позволил им постоять пару дней и следовать дальше.
– Не знаю я про чужие дела и знать не хочу. Своих хватает.
– Шеф терпеть не может, когда подрывают его авторитет. Что получается? Он дает добро, а какие-то ублюдки вдруг устраивают Варфоломеевскую ночь. Нехорошо, правда ведь? Нельзя это просто так оставить!
– Я уже сказал: у нас в городе все тихо. Где там что стряслось, я без понятия.
– Не надо ля-ля. Все ты знаешь и ухо держишь востро. Потому и Софу обругал, что не время ей было сейчас приводить неизвестно кого домой.
– Много всякого всего народ гонит. Сразу не поймешь, правда или нет.
– Тебе понимать необязательно, я сам разберусь. Главное, дай мне с ней поговорить.
– С кем?
– Со свидетельницей. Она же их видела собственными глазами.
* * *
Как ни пытался толстяк разубедить Терпухина, это ему не удалось. Юрий сел на заднее сиденье «БМВ», перекрашенного по цыганскому заказу в белый цвет, и машина тронулась с места.
Толстяк боялся поворачиваться спиной, всю дорогу сидел вполоборота. Настроение его изменилось. Теперь он доказывал, что не общался со свидетельницей, ни о чем ее не выспрашивал.
– Она вообще ни с кем не хочет разговаривать. Страху такого натерпелась, у нее язык отнялся!
– Ты ей, главное, скажи, что их найдут и накажут. Найдут быстро, если она не будет молчать.
– Попробую. Только насильно рот человеку не откроешь.
– По-хорошему, ласково. Два слова скажи, дальше я сам.
Через распахнутые ворота белый «БМВ» заехал на участок, заросший травой, как и у Софы, только в три раза больший по площади. И дом был больше, со множеством разномастных пристроек. За большим столом, вынесенным на свежий воздух, собралось человек десять. Овчарка сразу дернулась, натянула цепь и отчаянно залаяла на незнакомца.
Люди тоже проявили враждебность, особенно несколько молодых парней, вскочивших на ноги. Можно было подумать, что каждого из них тоже удерживает невидимая натянутая цепь, иначе все разом кинулись бы на светлоглазого мужчину. Значит, свидетельница где-то рядом. В каждом незнакомце славянского типа они видели угрозу.
Толстый цыган с мрачноватым видом бросил пару слов. Слова настолько же убедили людей за столом, насколько самого толстяка убедила Софа. Враждебности меньше не стало, хотя никто не посмел открыто протестовать.
По кивку старшего один из молодых ребят, скрипя зубами, проверил гостя на предмет оружия. Сам толстяк скрылся в одной из пристроек и уже через пару минут показался снова, отвел Атамана в сторону.
– Извини, уважаемый. Не хочет она, даже на меня смотреть не стала.
– Все понимаю. Только потом будет поздно. Вдруг дело одним табором не ограничится? Вдруг еще кто из ваших пострадает?
– Хочешь – сам зайди. Только, извини, одного не пущу. Кто-нибудь из наших будет рядом.
«Любой светловолосый мужчина в ближайшие недели будет вызывать у спасшейся цыганки ужас. Лучше поговорить с ней через стенку?» – решил Терпухин.
– Где ее комната?
Толстяк повел Юрия в обход дома к одной из задних пристроек, возле которой разрослись огромные кусты сирени, уже сбросившие цветы.
– Попробую отсюда. Вдруг получится?
– Она тебя услышит.
– Только контролеров мне не надо, договорились? Как ее зовут?
– Маня.
Терпухин присел на корточки, прислонившись спиной к бревенчатой стене возле небольшого занавешенного изнутри окошка. Проводил глазами толстяка и помолчал, собираясь с мыслями. Одно неудачное слово могло все испортить. Казалось бы, легче завоевать доверие человека, когда называешь его по имени. С другой стороны, цыганка может испугаться, что имя ее, единственной свидетельницы, стало известно.
– Послушай, – решился наконец Юрий. – Знаю, тебе не хочется сейчас никого видеть, поэтому не лезу на глаза. Я вообще настаивать не стану. Если будешь молчать, просто уйду. Приключилось несчастье. Тебе кажется, что жизнь остановилась, но она движется дальше. Если убийцам все сойдет с рук, история может повториться.
Он решил сделать паузу и подождать реакции. Ни звука в ответ, ни шороха, как будто толстяк обманул и за стенкой пустая комната. Что еще можно сказать, как повлиять на замкнувшуюся на десять замков женщину? Как достучаться до ее обожженного сердца?
– Я твой друг. Не видел тебя ни разу, но это дела не меняет. Все равно я твой друг. Послушайся совета: тебе будет легче, если преступников накажут. Всем будет легче.
Он снова замолчал, прислушиваясь. Различил вдруг шорох, но не изнутри пристройки, а рядом, в кустах. В сумерках блеснуло лезвие, но он уже был готов перехватить руку с ножом и, ломая ветки сирени, прижать ее к земле.
Хрипя от бешенства, молодой цыган пытался вцепиться Атаману в горло. Но Терпухин уверенным самбистским приемом перевернул его на живот, вдавил колено в позвоночник.
– Не мешай, прошу тебя. Наберись терпения, дождись, пока я освобожусь.
Ослабив хватку, он выпустил противника, позволив тому подняться на ноги. Молодой цыган отпрянул на несколько шагов и встал в стойку, пружинисто покачиваясь на широко расставленных ногах.
– Потом, – махнул рукой Терпухин, отшвырнув в его сторону нож.