Но виду подавать не хотелось.
— Алиса, вы меня слышите?
Снова сильный запах лаванды, от него даже подташнивает…
Сливочный сыр хорошо размазывается… Не жесткий, не мягкий — самое оно… Как игрушечный медведь.
— У нее веки дрожат, как во сне.
Бесполезно. Сон никак не шел, хотя она чувствовала страшную усталость и казалось, вот-вот заснет без задних ног. Неужели у всех беременных точно так же болит голова? Это что, природа так готовит к родовым болям? Вот она поднимется и обязательно пороется в какой-нибудь книжке для будущих мамаш.
Она всегда забывала, что боль может разом вывести из строя. Жестокая, она бьет сразу по всем чувствам. Ну утихни же, ну перестань, ну пожалуйста… Укол прямо в голову — вот что сейчас поможет. Один, от головной боли, пожалуйста… Вот и прекрасно. Спасибо…
— Алиса, откройте глаза!
А сливочный сыр — это, вообще-то, сыр? Ведь на сырной тарелке его никогда не бывает. Может, его просто называют сыром, а на самом деле это и не сыр вовсе… Она не стала бы спрашивать об этом врача — не хотелось услышать в ответ «Алиса, ну что вы!».
Лежать было неудобно, точно под ней не матрас, а холодная бетонная плита. Если потянуться, можно потолкать Ника ногой, чтобы во сне он повернулся, по-медвежьи обнял ее и прижал к себе. Ее грелка на все тело…
Где Ник? Встал? Может быть, чай ей делает…
— Алиса, не шевелитесь. Лежите спокойно, попробуйте-ка открыть глаза…
Элизабет должна знать насчет сливочного сыра. Она высокомерно фыркнет, как положено старшей сестре, и точно ответит. Мама, конечно, скажет, что понятия не имеет. Она страшно удивится и скажет: «Что ты, милая! Ну конечно, я ела сливочный сыр, когда носила вас обеих. Тогда этим никто голову не забивал». Она говорила бы и говорила, волнуясь, как бы Алиса чего не нарушила. Мама свято верила в правила. Впрочем, и сама Алиса тоже. Фрэнни не знала ответа, но она гордо включила бы свой новый компьютер, чтобы помочь точно так же, как давным-давно вместе с Алисой и Элизабет рылась в «Британской энциклопедии», чтобы помочь с уроками.
Голова болела уже по-настоящему.
По сравнению с родовыми болями это, может быть, конечно, ерунда. Так что это было просто здорово.
Что-то она не помнила, чтобы ела этот самый сливочный сыр.
— Алиса? Алиса!
Да в жизни она не любила сливочный сыр!
— «Скорую» вызвали?
Снова пахнуло лавандой.
Как-то, когда они отстегивали ремни в машине, Ник, держась за ручку двери, сказал ей в ответ: «Дурочка ты смешная… Сама же знаешь, что я с ума по тебе схожу».
Она открыла дверцу машины, ощутила тепло солнца на ногах, услышала запах лаванды, которую посадила у входа.
С ума схожу…
Тот блаженный миг, запах лаванды после поездки в магазин за продуктами…
— Едет уже! Я три нуля набрала! Первый раз в жизни три нуля набрала! Ой, мне так стыдно было — чуть девять-один-один не вызвала, как в Америке! Уже стала на девятку нажимать… Вот что значит — сериалов насмотрелась!
— Ой, только бы ничего серьезного… На меня ведь не за что в суд подавать, правда же? Ну не такая уж сложная у меня хореография!
— А по-моему, заключительное вращение было уже лишним — голова и так кружится после обратного переворота и двойного подъема.
— Так это же продвинутый уровень! Сделаешь занятие полегче — сразу жалобы. Я ведь разные варианты предлагаю! Для разной подготовки разные занятия. Ну что ни сделаешь — все не так!
Что это? Прямой эфир на радио? Она терпеть их не могла. Слушатели звонят всегда сердитые и всегда почему-то гнусавые.