– Обосновался, – ворчливо передразнил своего работодателя Крокодил. – Обосновался… Да если бы! Люди, между прочим, в сети реальное бабло заколачивают, а я тут батрачу на тебя, как этот…
– Бабло, бабло, – горестно повторил Кац. – Все зло в мире не от женщин, – он отвесил Леночке иронический полупоклон, – а от него, проклятого, от этого вашего любимого бабла. Ну, на что оно вам?
– Ты голову лечить не пробовал? – осведомилась Леночка, раздраженно притопывая красивой ножкой.
– А чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? – спросил Кац, салютуя ей пивной бутылкой и делая очередной могучий глоток.
– Козел, – бросила в бой последний резерв Леночка.
– А вот и неправда, – невозмутимо парировал Кац. – Дети мои! – тоном проповедника воскликнул он, воздев к потолку руку с бутылкой, на дне которой плескалось энное количество взбитого в густую пену пива. – Скажите, разве ваш отец вас когда-нибудь подводил?
– Ежемесячно, – не прерывая работы, сказал оператор Валера.
– Пятого и двадцатого числа, – внес необходимое уточнение злопамятный Крокодил.
– Козел, – подвела неутешительный итог Леночка Морозова.
– Неблагодарные, – с горечью констатировал Кац, разминая сигарету. – Разве я хоть раз не отдал вам того, что задолжал?
– Попробовал бы ты не отдать! – едва ли не хором проскандировал трудовой коллектив компании «Северо-Запад ТВ».
– Спелись, – пожаловался равнодушному потолку нисколько не сконфуженный Кац и со скворчанием высосал из бутылки остатки пивной пены. – Просто на удивление дружная компания! Да как вы не понимаете, что сигнализация – это не роскошь, а необходимость?! Вы только представьте, что сейчас, прямо сию минуту, сюда ворвется компания пьяных отморозков и, угрожая заточками и бутылочными горлышками, заставит Леночку петь в прямом эфире «Хеппи бездей ту ю, дорогой Кабан», а потом на радостях изнасилует нашего Крокодила…
– Почему меня? – обиделся Крокодил.
– Хорошо, тебя и Самокатова. А потом отберет у вас бумажники, вынесет отсюда всю аппаратуру и спокойно удалится…
– Много им будет проку от наших бумажников, – проворчал Крокодил.
– Да ладно вам! – воскликнул Кацнельсон. – Не будьте вы такими меркантильными! Будут вам ваши деньги…
– Когда? – немедленно спросила практичная Леночка.
– Как только, так сразу, – уклончиво ответил Кац. – Думаю, через неделю. Ну, максимум, через две.
– Козел, – повторила Леночка.
– Конченый, – увеличивая на весь экран изображение ее едва прикрытых мини-юбкой соблазнительных бедер, убежденно поддакнул Валера Самокатов.
– Козелус вульгарис парнокопытиус, – блеснул знанием латыни Крокодил Гена.
– А поработать никто не хочет? – вежливо осведомился Кац.
– Я, например, работаю, – заметил Самокатов. – В отличие от остальных.
– Зато, как все остальные, задаром, – напомнил Крокодил Воропаев.
– По-твоему, облизываться на мои ляжки – это работа? – обратилась к оператору Леночка. – Кац, уволь его за сексуальные домогательства!
– А где он другого дурака на мое место найдет? – резонно возразил Валера. – Я, между прочим…
– Хватит, – перебила его ведущая. – Что там у нас сегодня?
– Да все, как обычно, – сказал Кац, еще не подозревая, насколько это заявление далеко от действительности. – Поздравления, полезные советы… В общем, на час работы. Потом новостной блок… Самокат! Ты в курсе, что до эфира десять минут?
– Допустим, – с достоинством откликнулся оператор.
– Ты монтаж когда закончишь?
– Как только, так сразу, – сообщил мстительный Самокат.
– Ну, и кто тут козел? – ни к кому конкретно не обращаясь, пожаловался Кац.
Раздался звонок в дверь. Телевизионщики переглянулись – все, кроме Самокатова, который, наконец, взялся за ум и старательно «запикивал» эмоциональные фразеологизмы, которыми была густо пересыпана речь лишившейся любимой собачки пенсионерки Ивановой.
– Кого это черт несет? – поинтересовался Крокодил.
– А ты сходи и посмотри, – предложил Кац. – Вдруг это рекламодатель?
– А почему я?
– А кто – я? – подчеркнуто изумился Кац, коротким и точным ударом о край стола открывая новую бутылку пива.
– Значит, приезжают эти – пик! – на своем – пик-пик! – фургоне, – доносился с рабочего места Валеры Самокатова голос пенсионерки Ивановой, – достают свое – пик-пик-пик – ружье и как начнут – пик-пик! Я им говорю: пик-пик-пи-пиииик! – делаете? А они мне: шла бы ты, мать, на пик, не мешай, пик-пик, работать!
Звонок в дверь повторился. Крокодил, кряхтя, выбрался из кресла и нехотя, нога за ногу, побрел в прихожую. Студия располагалась в стандартной двухкомнатной квартире на первом этаже. Это была квартира Иосифа Кацнельсона; помимо всего прочего, он здесь жил, и раскладушка, на которой он спал, стояла за шкафом, где вперемежку с его нижним бельем хранились компакт-диски с надерганными из интернета боевиками и ужастиками и разрозненные детали давно приказавшей долго жить аппаратуры.
– Я говорю: пик-пик-пик, и пик, и пи-пик я вашу пиканую управу! – продолжала боевая пенсионерка. – Где такой закон, пи-пик вашу мать, чтоб собаку в ошейнике пиии-ип, как последнюю пии… ку?! Да я вас, пи-пик, за это пии… ком поставлю и пиииии-ип, как последних пи-пик, чтоб знали, куда из своего пик-пик ружья пи-пиииии…
– Самокат, – сказал Кацнельсон, – делай, что хочешь, но в таком виде это в эфир не пойдет. Что это за соло на пищалке?
– Пик, – сказала ему в ответ пенсионерка Иванова. – Пик-пик-пик я их всех, и ваше пик-пик телевидение тоже.
– Полностью с вами согласен, – пробормотал Изя Кац и глотнул из горлышка запотевшей бутылки.
– А что мне делать – вместо нее говорить? – возмутился Самокат. – Так у меня не получится. Потому что жалко. Это же не текст, а законченное художественное произведение – ни прибавить, ни отнять!
– А ты, пи…чка крашеная, засунь свой микрофон в – пииииии! – и катись отсюда, пока я тебя вот этой пик-пик-овиной по горбу не пипикнула…
– Старая чокнутая сука, – сказала Леночка Морозова.
– Старая чокнутая пии-ка, – поправил Кац.
В комнату, пятясь, вернулся Крокодил.
– Але, народ, тут такое дело… – начал он и замолчал, пребывая в явном и решительно непонятном для коллег затруднении.
– Что там у тебя? – глотнув пива, поинтересовался Кац.
– У меня рекламное объявление, – отодвинув с дороги отчего-то ставшего чертовски неуклюжим Крокодила, сообщил отменно одетый жгучий брюнет с внешностью героя-любовника, вслед за пятящимся Крокодилом входя в студию.
– Бегущей строкой? – интимно проворковала проницательная Леночка, узревшая в брюнете потенциального спонсора.
– Нет, – сказал посетитель. – У меня есть ролик, записанный на флэшку. И я хочу, чтобы вы немедленно пустили его в эфир. Это возможно?
– Это возможно, – на правах продюсера вмешался в беседу Кац. – Но вы хотя бы приблизительно представляете, сколько это будет стоить? Эфир расписан по секундам, и каждая секунда – это небольшой золотой слиток…
– Деньги не имеют значения, – объявил брюнет.
При этом он приподнял на уровень пояса правую руку. Это сделало понятным и объяснимым как его пренебрежение к деньгам, так и странную растерянность Крокодила Гены: в руке у посетителя обнаружился большой черный пистолет самого зловещего вида.
– Я вас умоляю, – с сильно утрированным одесским акцентом сказал Кац, на полную мощность включая свое обаяние.
Краем глаза он видел серую, как сырая штукатурка, мордашку Леночки и отвисшую челюсть Крокодила Гены Воропаева. Валера Самокат так и не обернулся; почуяв неладное спиной, он скорчился перед монитором компьютера в такой позе, словно хотел забраться внутрь.
– Не надо делать резких движений, мы же взрослые, разумные люди! – на правах генерального продюсера пытаясь спасти ситуацию, продолжал Кац. – Если из-за каждого пустяка махать большим пистолетом, будет – вы знаете, что? Не знаете? Так я вам скажу! У вас таки устанет рука, вот что будет!
Внутри у него было холодно и пусто: он ясно видел, что перед ним стоит мусульманин. Даже скинхед может дрогнуть перед всесокрушающим напором еврейского обаяния в сочетании с одесским юмором; скинхед – да, может, хотя бы теоретически, а вот мусульманин – вряд ли. Пипикал он ваше жидовское обаяние, как сказала бы незабвенная пенсионерка Любовь Сергеевна Иванова.