Тишина, кисловатая вонь тротила. На бетоне площадки в разных местах подплывали кровью тела бандитов, еще один свесился из открытой передней двери автомобиля. Затем, словно призраки, из тени появились люди в балаклавах и камуфляже, держа навскидку автоматы. Бесшумно ступая берцами, осмотрели тела.
– Все чисто, командир! – обернулся назад Гуляев. – Шестеро двухсотых[5], один раненый. Без сознания, но дышит.
– Добро.
Орлов с Левитиным подошли к внедорожнику.
– Виктор, ты живой? – присел на корточки майор.
– Вроде того, – глухо донеслось из-под днища, и наружу, с зажатым «ТТ» в руке, выбрался Кукушкин.
– Я ж сказал тебе, лежать и не дергаться.
– Так я и лежал, – отряхнул тот колени. – Правда, высадил по коптевским одну обойму. Кстати, докладываю, Колигов на эту стрелку не поехал.
– Как так? – выпучили глаза начальники. – Он же среди убитых!
– То двойник.
– Ни хрена себе, – переглянулись, а затем прошли к телу, наклонились и осмотрели еще раз. Сходство было поразительным.
– Да, он оказался хитрее, чем мы думали, – хмыкнул полковник.
– Ну что, Алексей, я вызываю следователей? – взглянул на него Левитин.
Тот молча кивнул.
– Второй, второй, я первый, – поднес муровец к губам рацию.
– Первый, я второй, на связи, – донеслось сквозь треск в ответ.
– Давай на место, прихвати «Скорую» и труповозку.
– Вас понял, исполняю.
Чуть позже на Кольцевую вырулил микроавтобус с тонированными стеклами, взяв курс на столицу.
Когда проехали десяток километров, навстречу, воя сиреной, пронесся милицейский «Форд» с включенной мигалкой, а за ним «Скорая помощь».
– Быстро они, – сказал кто-то в полумраке салона.
Мягко покачиваясь на сиденье рядом с водителем, подполковник курил сигарету.
Операция, можно сказать, прошла успешно. Новый (седьмой по счету) лидер коптевских приказал долго жить, а курганские после того, что случилось, постараются им отомстить, что силовикам на руку. Колигова же «сотоварищи» все равно достанут, вопрос времени.
Бандитов, или, как те называли себя, братков, Орлов хронически ненавидел. Когда служил в Афгане, вычисляя караваны с оружием и устраивая на них засады, он понимал душманов. Те сражались за свою землю, уклад жизни и Аллаха.
Эти же «без бога в голове», и для них нет ничего святого, кроме наживы. Причем самыми жестокими средствами: похищением людей, пытками и смертью. Ему припомнился случай годичной давности, когда они захватывали банду отморозков. Та была немногочисленной, но дерзкой и жестокой. Имела на счету убийство полицейского, занималась рэкетом.
Выкрала у московского банкира малолетнюю дочь и держала ее на даче в Балашихе, вымогая у отца крупную сумму в долларах. А чтобы он был сговорчивее, прислали бандеролью отрезанный палец. Жена с инфарктом оказалась в больнице, супруг за ночь поседел, но нашел в себе смелость обратиться в органы.
Путем оперативной комбинации то место установили, дом окружили, и бандитам предложили сдаться. Когда же те отказались, пошли на штурм, потеряв лейтенанта Гену Маркина. Рэкетиров положили всех, включая главаря, но девочку не спасли. Бандиты закололи ее финкой.
– Чего молчишь, Алексей Иванович? – прервал размышления Орлова Левитин, сидевший между ним и водителем.
– Вспоминаю, как брали банду Черепа, – смял тот в пепельнице окурок.
– Лучше не вспоминай, крыша поедет. Ты вот раньше отправлял на небеса духов да ловил шпионов, а я всю жизнь в этом. Кстати, эта тварь была не самая жестокая. Есть похлеще. Взять тех же курганских. У них, чтобы войти в доверие, нужно убить кого-либо из друзей. Моему Кукушкину в этом плане повезло. У него, как у приезжего, в Москве таких не оказалось, обошелся двумя гольяновскими.
Между тем в салоне настроение было более мажорным. Старший опер, Вася Нечай, рассказывал анекдот, остальные внимали.
– Было, значит, это в СССР, при Андропове, – пучил черные глаза. – Поступает в ОБХСС заявление бдительных граждан на старика соседа. Мол, живет не по средствам. Каждый день ужинает в «Арагви», летом ездит на курорт в Крым, а зимой в Юрмалу – просим проверить. Начальник вызывает опера, поручает это дело. Вечером тот идет в «Арагви», все точно. За одним из столиков сидит объект, пьет армянский коньяк, закусывает балыком и черной икрой.
«Разрешите?» – подсаживается к нему опер.
«Будьте любезны».
Тот достает ксиву:
«Я из обэхээсэс. На какие деньги гуляем?»
«Я заключаю пари и всегда выигрываю», – отвечает дед. Мент сомневается.
«Ну что же, давайте проверим. Спорим на сотню: укушу свой глаз?»
«По рукам», – кивает собеседник.
Дед вынимает у себя один глаз (тот оказался стеклянный), кусает и вставляет на место.
«Ну, хорошо, – отдает сотню опер. – Это все?»
– Почему? Могу укусить и второй. Спорим еще на сотню?
«Ну, это ты заливаешь, – думает мент. – Ведь не слепой». И вслух:
«Спорим!»
Дед, вынув вставную челюсть, кусает второй глаз. Мент в трансе.
«Здорово, – отдает деньги. – А что еще можешь?»
«Написать тебе в ладонь, и будет пахнуть “Шипром”».
«Врешь!»
«Точно».
Короче, спорят еще и идут в мужской туалет, где старик делает «пи-пи» куда следует.
«Что-то “Шипром” не пахнет, – нюхает опер».
«Извини, сынок, фокус не удался. Держи сотню».
В салоне грохнул смех, анекдот понравился.
– А вот еще один, – сказал в прошлом боевой пловец Миша Шутов. – Заходит военный моряк после возвращения из похода в бордель. Снимает девицу, поднимаются в номер, она спрашивает:
«Где, дорогой, служишь?»
«На атомной подводной лодке».
«Так у вас же там радиация и все импотенты!»
«Насчет импотенции брехня, – отвечает тот. – Нам выдают свинцовые трусы, они предохраняют».
Потом раздеваются, ложатся на кровать и трахаются. А когда кончают, она глядит: у моряка на ногах нет пальцев.
«А это что?» – делает круглые глаза.
«Да понимаешь, на моих как-то резинка оборвалась».
Позади снова захохотали, а Левитин с Орловым переглянулись: веселые у нас ребята.
На въезде в столицу начался дождь, перешедший в ливень. Дворники на лобовом стекле щелкали вверх-вниз, за окнами плыли ряды автомобилей и жилые массивы. Когда въехали на Лубянскую площадь, ливень прекратился, ярче засветились фонари и неоновые рекламы. Обогнув здание ФСБ с правой стороны, автобус свернул в Фуркасовский переулок, въехал под арку старинного дома и остановился перед глухими воротами. Металлические створки беззвучно отворились.
В утренних новостях сообщили: «Ночью на юго-западе Москвы произошла очередная бандитская разборка, обнаружено шесть трупов. По данному факту возбуждено уголовное дело».
Глава 5. Спустя несколько месяцев
За бортом воздушного лайнера размеренно гудели турбины, рядом, в кресле, дремал Боря Рыбаков, Орлов смотрел в иллюминатор. Там в дальние страны плыла армада облаков, подсвеченных неярким зимним солнцем. Оба летели в Киев, в служебную командировку.
Рыбаков был снайпером в спецназе ГРУ в Приднестровье, а затем попал в отделение Орлова. По жизни был смелым и немногословным.
С момента создания Железным Феликсом ЧК система не терпела в своих рядах предательства. А когда подобное случалось, расправлялась с оборотнями жестко и безжалостно. Причем в любой точке мира, куда те порой сбегали. Двурушников расстреливали неизвестные, давили автомобили, поражали смертельные болезни, а некоторые кончали самоубийством. Так было и сейчас – преемственность поколений.
Им надлежало в столице «вильной» Украины привести к знаменателю очередного. С руководством вопрос был согласован, форма исполнения тоже.
Объект носил фамилию Гусятинский (кличка Гриша Северный). В прошлом старший лейтенант КГБ, в начале 90-х он уволился из системы и организовал в Москве банду, набрав соратников из спортсменов и бывших военных. Для начала окучивали торговые палатки, а затем, расширив сферу влияния, стали крышевать несколько московских рынков, ювелирных компаний и турфирм. Ну а после вошли в ореховскую ОПГ, и между лидерами начались распри. Главарь ореховских Сильвестр был подорван в собственном «Мерседесе», а над Гусятинским стали сгущаться тучи. Не желая испытывать судьбу, он уехал в Киев, имея намерение там отсидеться.