– Ничего страшного, – произнес он негромко. Обернулся, ловя на себе взгляды посетителей. Неловко кашлянул и положил мокрый журнал на стол. Потоптался, раздумывая, как лучше поступить, и все-таки опустился на стул напротив. – Что у вас случилось? – спросил Озеров, заглядывая в глаза девушки. – Расскажите.
Алексеева отчаянно замотала головой:
– Ой, ничего, простите, сейчас пройдет. – Она промокнула бегущие по щекам слезы и сипло проговорила: – Вы не обращайте внимания, Матвей Павлович. Вам, наверное, идти надо.
– Вам явно требуется помощь, – выпрямился Озеров. – Расскажите, что стряслось.
– Нет-нет, вас, наверное, ждут, а вы тут возиться со мной будете…
– Если я могу чем-то помочь, то почему бы и нет?
Девушка обессиленно уткнулась в несчастную салфетку и шмыгнула носом. «Ага. Истерика усиливается, – подумал мужчина, – этого мне только сейчас не хватало».
– Мне уже никто помочь не может. Все! – вдруг пискнула Алексеева.
«И даже в таком состоянии она выглядит очень милой», – отметил Озеров. Он жестом подозвал официанта и попросил принести кофе.
– И мне повторите, – жалобно мяукнула студентка, выныривая из спасительной салфетки, насквозь промокшей от слез. – Пожалуйста.
– Вот, возьмите, – мужчина достал из кармана носовой платок и протянул ей.
«Не хватало еще, чтобы присутствующие подумали, что я довел ее до слез», – подумал он. Ведь все, кто был в кафе, уже косо поглядывали на странную парочку.
– Спасибо… – Алексеева благодарно сморкнулась в платок и вновь от смущения опустила взгляд вниз.
– Вас кто-то обидел? – осторожно поинтересовался Озеров.
– Меня? – удивилась она, обратив на него взгляд больших карих глаз. – Нет… Вернее… – Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. – Наверное, такое не говорят своему преподавателю…
– Ладно, чего уж тут…
Алексеева втянула голову в плечи.
– Я договаривалась о встрече с одним человеком, но он не пришел, – тихо призналась студентка. А потом вдруг решила выпалить все сразу: – Но я не удивлена! Вот ни капельки! Такое со мной было… уже дважды! Они боятся меня! Того, как я выгляжу. Вы понимаете, о чем я говорю? Понимаете. Все из-за этого… – Она взмахнула руками, указывая на пигментацию на своей коже. – Я постоянно убеждаю себя, что это не уродство, но мужчины так не думают! Они… они… вот вы сейчас так же на меня смотрите! С жалостью!
Озеров едва не поперхнулся.
Ни о какой жалости не было и речи. Разве могло какое-то несчастное пятнышко испортить внешность молодой, стройной и красивой женщины? Бред полнейший. Допустим, не одно пятнышко. А два – неровное, крупное – на подбородке возле рта, немного заходящее на щеку, и второе, поменьше, возле виска. Если присмотреться, они даже украшали ее. И третье – на шее, оно тоже ничуть ее не портило.
Возможно, такие пятна имелись и еще кое-где на ее теле…
От мысли об этом жар неминуемо прилил к лицу профессора, а затем распространился по всему телу. С ума сойти! Да он покраснел, как смущенный школьник, едва подумав об округлостях своей подопечной! А еще практически возбудился. Вот идиот…
– И он тоже! – всхлипнула Алексеева, махнув платком. – Он тоже… увидел меня, наверное, в окне и ушел! Надо было встретиться с ним в клубе, в темноте, как сначала и задумывала. Черт дернул позвать его в эту дыру!
– Успокойтесь, Алексеева, – предчувствуя новый поток женских слез, поднял руки Озеров. – Успокойтесь, пожалуйста.
В этот момент подошел официант и поставил перед ними чашки с кофе.
– Можно еще водички для девушки? – тихо спросил Матвей. – Она слишком… расчувствовалась.
– Нет! – замахала руками студентка. – Не надо, спасибо. – Она наклонилась над столом и прошептала: – Он уже плеснул по моей просьбе коньяку в кофе.
– Вот как… – кашлянул Озеров.
– Иначе стала бы я перед вами исповедоваться? На трезвую-то голову? – Девушка промокнула платком щеки. – Вы же… вы ведь мой… преподаватель. Вы – профессор! Мне еще зачет вам сдавать и экзамен, а я тут – про свои проблемы… – Ее губы задрожали. – Про уродство свое, из-за которого у меня ни с кем ничего не выходит! И про девственность эту чертову! Ка-а-ак же она меня достала! Мне уже девятнадцать. Девятнадцать, понимаете?! – Алексеева отхлебнула из своей чашки и поморщилась. – Я и так пыталась и сяк! Каждый раз в последний момент все срывается. Заколдованная она, видимо!
– Кто? – опешил Озеров.
– Девственность, – пропищала девушка. – Будь она проклята! Из-за нее мой парень… мой бывший парень… – она вздохнула. – Нет, не хочу говорить о нем…
– Я не понял, в-вы… – мужчина даже начал заикаться от неловкости происходящего.
Алексеева приложила ладони к пылающим щекам и снова наклонилась над столом:
– Я ведь сегодня пошла на отчаянный шаг, Матвей Павлович. Решила, что если последняя попытка не сработает, то все – одна мне дорога. В монастырь! – она нервно хихикнула. – Шучу, конечно. Просто все дело только в ней – в девственности этой. Она во всех моих неудачах виновата. Если лишусь ее, то дальше пойдет как по накатанной, увереннее в себе стану. Решила, что если уж сегодня никак, то, видимо, не судьба. Мужчину нашла специально под это дело.
– Мужчину? – пробормотал он.
– Да. А что? Не умею я общаться, понимаете? Скромная я, забитая. Мне так проще. – Она отхлебнула кофе и поморщилась от коньячной горечи. – Нашла мужика в приложении для знакомств. Первого попавшегося, правда, но это ерунда. Он мне сразу приглянулся: видно, что начитанный, серьезный, много не болтает. Я и подумала, что мне с ним тоже много говорить не придется: сделает свое дело, снимет проклятие, и разбежимся.
– В приложении для знакомств, значит…
Озеров сглотнул. Картинка начинала вырисовываться.
– Только я про девственность умолчала. Зря, наверное? Может, его, наоборот, заинтересовал бы этот факт? Говорят, сейчас много торкнутых на этой теме… Глядишь, и не стал бы моей внешностью брезговать, а? – Губы Алексеевой снова задрожали, на глазах выступили слезы. – Вы простите меня, Матвей Палыч, несу всякую чушь, – она всхлипнула. – Это во мне коньяк говорит. Я бы сама ни за что. Никогда…
– Алексеева, все хорошо, успокойтесь, – хрипло сказал мужчина.
Студентка быстро смахнула слезинки и приложила к щеке платок:
– Ох и стыдно будет перед вами завтра…
– Ничего страшного, – Озеров прихватил руками горячую чашку. – Значит, говорите, он не пришел?
3
Угораздило же его так вляпаться!
Озеров обычно настолько сильно выматывался на работе, что возвращался домой еле живым. Сил хватало лишь на то, чтобы разогреть полуфабрикаты и выслушать дочь за ужином. Вера рассказывала ему, как прошли уроки, как она занималась в секции по плаванию, как дела в лицее, а он слушал и привычно кивал, редко комментируя или делая замечания, если вопрос касался учебы.
Профессор всегда мысленно ругал себя за то, что мало времени уделял воспитанию дочери. Он обещал себе исправиться, но другого выхода, как отчаянно пахать, пока не видел. С тех пор как обанкротилась его фирма, прошло четыре года. И если бы не предложение ректора вернуться в университет, то неизвестно, как бы они с Верой сейчас выживали.
Да, он часто брал лишние часы, чтобы заработать побольше, но зато они с дочкой ни в чем не нуждались. Наконец-то у Озерова хватало денег, чтобы оплачивать занятия Веры: плавание, английский и ее любимую математику.
А теперь он попал в переплет.
Так легкомысленно и глупо попал. Влез в виртуальное общение с незнакомкой, которая оказалась его собственной студенткой. И бежать бы сейчас, да подальше, пока не стало совсем поздно, но что-то его останавливало. Возможно, ее красота. Ее непосредственность, открытость, наивность. Сексуальность, которая сквозила во всем образе девушки – буквально в каждом ее движении. Даже в невинном взмахе ресниц, когда она поднимала на него взгляд.
– Не пришел! – подтвердила Алексеева.
Взяла чашку с кофе, сделала большой глоток и, поморщившись, слизнула языком молочную пенку с верхней губы. Она не понимала, как порочно это выглядело, – просто была сама собой. И, кажется, была немного пьяна…