Однако на территории Троеуделья эти рыбы с драгоценной шкурой не водятся, зато их вдоволь у альбиносов, им то не составляет труда добыть их в море Льда. На островах альбиносов даже стены домов простых горожан украшены кусочками шкур и сияют, словно замурованные звёзды. А стены дворца правителя альбиносов – сверкают, что Сияющая! Его так и называют Сверкающий. Земля альбиносов всегда была заманчива для ушкуйников, но чаще недоступна из-за их магии. Но есть ещё страна Независимых, где ремесленники на сооружали много всяких вещей и механизмов. Независимые, конечно, ловкие и отчаянные, но магией-то не обладают. Да и у других тоже найдётся, чем поживится, хотя со сверкающими лучами и не сравнить.
На площади поселения Ровное среди народа стоят и ушкуйники, но в отличии от ремесленников и крестьян их настроение от угрюмости далеко. Они пытаются скрыть радость от преждевременного Межвладычества и, будьте уверены, кончина Верховного правителя их волнует в той степени, в какой может радовать начало разгульного приумножения своего богатства, и прорывается в порывистых движениях, в интонациях, в блеске бирюзовых глаз, в едва сдерживаемой улыбке. Им теперь есть, где разгуляться, только надо решить с чего начинать, а хочется много и всё сразу.
II
Находясь ещё под впечатлением от увиденной карты альбиносов, да к тому же придавленный известием о преждевременном начале Межвладычества, не только я, но и, пожалуй, вся наша семья внимала, мягко говоря, не весьма сосредоточенно. Однако речь Ватаса из рода Лесных переселенцев, старейшины ушкуйников, ибо он же являлся старейшиной или правителем нашего поселения, мало-помалу стала доходить, в частности до меня, потому что прозвучало имя отца и моё. Конечно, мы были не единственные, кого назвали. В конце концов до меня дошло. Шесть человек отправляют представлять наше поселение на похороны Верховного правителя, дабы отдать дань, то бишь проявить уважение от подданных Ровного.
Признаюсь, что меня известие обрадовало. Мне не приходилось ездить на другие острова. Плавал только с отцом или с его приятелями вдоль нашего северного берега и, если мы и выходили из бухт, то совсем недалеко, чтобы не потерять из вида берега, так что никогда не заплывали в Срединное море, а за ним Страна Альбиносов, туда так хотелось добраться. Но теперь предстоял путь в другую сторону. Заманчиво! Уж не знаю, жаль или лучше, что, скорей всего, мы туда поедем не только названным составом, а по дороге, наверняка присоединятся из других поселений. И, возможно, поплывём на большом ушкуе!
III
Нам надлежало отправиться на юго-запад Троеуделья. Ремесленники предложили, чтобы отправились мы с отцом, самые привычные к плаванию, хоть и недальнему, другие вообще предпочитали ловить рыбу с берега или в долблёнках поблизости от него. Мы же в свободное от чеканки время уходили далее многих. Но почему меня выбрали не совсем понятно, обычно молодых никуда не выдвигали и почему из троих приятелей отца, тоже ремесленников, которые вместе с нами ходили добывать рыбу, ни один из них не поехал? Перед отправлением дома я высказал своё недоумение. Мать немедля, но тихо, как бы ненароком, кто из соседей не услышал тут же высказала предположение, звучащее как утверждение.
– Кому охота связываться в такую пору с ушкуйниками? Ясно никому. Мало ли что им взбредёт в голову в пути. Некоторые считают, что у нас есть защитники – наши знакомые альбиносы. А как они помогут? Куда вы отправляетесь и где Страна Альбиносов?! Да и с какой стати они должны мчаться вам на выручку, у них теперь и своих забот полно: так и смотри, чтобы ушкуйники не заявились за сверкающими лучами.
Признаюсь, возражать трудно, она права. Отец промолчал, да и я тоже.
Вместе с нами ехали от крестьян нашего поселения: Ангур, сын Анугра, которые выращивали вкусный горох и Ивел, сын Брюля – среди их овец водились с нежной и длинной шерстью и её быстро раскупали ткачихи и вязальщицы. Ангур и Ивел моложе моего отца, но уже имеют свои семьи, у каждого по двое детей. У Ивела девочки, ещё малышки. У Ангура два сына, малые подростки. Даже на беглый взгляд видно было, что никто из крестьян ехать не хотел. Но пришлось и кому – решил жребий – вытянули чёрную горошину из суммы, наполненной горохом. Конечно, же не обошлось без ушкуйников, в нашем поселении их немало. Эти наоборот, все хотели ехать, но можно было лишь двоим и снова пришлось решать жребию, снова тянули чёрную горошину. С ликующим возгласом показал на ладони желанный выбор Хантур – ушкуйник – молодой вдовый и бездетный, его жена умерла во время родов, не выжил и ребёнок и в последнее время стал я замечать, что поглядывает на Лиую с бòльшим интересом, чем мне хотелось бы, уверен, что и ей тоже. Его отец – Шантур – глава короба, одного из сторожевых судов. Второй ушкуйник немного моложе Хантура ̶ несколько месяцев назад женился и его молодая жена ждёт ребёнка ̶ Сабат, сын Мулока, который вскоре после собрания отправился с другими ушкуйниками к побережью, всем понятно для чего…
IV
Наш вместительный ушкуй направился в сторону захода Сияющей, как только она взошла. До этого мы с отцом встали ещё затемно, поели на дорожку и, с приготовленными ещё с вечера матерью и сестрой, котомками и заплечными мешочками пришли на площадь поселения, где встретились с остальными, потом на возу, запряжённым тройкой волов, по волу от каждого сословия поехали к пристани.
По мере того, как на горизонте Сияющая выползала из толщи морской воды, ушкуй продвигался из Бурой бухты в Голубой залив. Бурой назвали не столько из-за бурых водорослей, кустисто росших на небольшой глубине, сколько за цвет дна, вернее бурого песка. Даже в прохладный и ясный день, когда над бухтой нависало яркое сине-голубоватое небо, прозрачная вода казалась бурого цвета. Зато дальше глубина резко увеличивалась бухта переходит в более широкий залив, где стайками плавают несъедобные для людей мелкие рыбёшки с голубоватыми бочками. В ясные утренние часы залив особенно хорош: снизу просвечивают голубоватые пятнышки, где частые, где пореже, а гребни волн сверкают розово-золотистыми оттенками. Прибрежные коричневые камни и скальные выступы отливают красно-пурпурными оттенками. В то же время на горизонте слева, возвышаясь полупрозрачным лежачим великаном, похожим на сизую дымку миража раскинулся дальний от нас полуостров Утиный, к которому мы держим путь.
Отец мне глазами показал назад, говоря: «видать из города За холмами свой ушкуй отправили». Я обернулся, из бухты в залив выходил ушкуй покрупнее нашего, набитый народом. «О, невтерпёж…», – многозначительно прошептал отец. Опять я посмотрел назад и снова из бухты вышли уже два ушкуя, но меньшего размера, один почти сразу завернул направо, другой последовал прямо. «Не ужель к альбиносам и независимым?..», – подумал я и взглянул на отца, тот лишь вздохнул.
Мы шли мимо разных береговых выступов: каменных или заросших кустарником и низкорослыми деревьями, а также различных углублений в скалах, выбитых не только яростными волнами во время ураганов, но и рыбаками, чтобы укрываться от дождя и бурь.
Сизая дымка лежащего великана впереди становилась всё явственнее и чётче, заполняя собой весь горизонт, но наш ушкуй повернул вправо и пошёл вдоль его туловища к оконечности, к мысу Утиный клюв.
Здесь на пристани нас ждало пополнение. Двенадцать человек пёстрой струей: зелено-желто-красной перелились по мелким ступеням качающейся складной лестницы к нам на ушкуй. В это же время мимо мыса проплыл большой ушкуй, на борту которого красными буквами выведено За холмами. Теперь уже мы пошли позади него, держа курс почти прямо на юг по проливу Птичий.