Каждый год она смотрела за мной, своей младшей сестрёнкой. Убаюкивала шуршанием листьев, пела колыбельные прощальным курлыканьем улетающих на юг птиц. Водила меня в сказочный лес, учила палитре своих красок – жёлтых, оранжевых, красных, багряных.…
Немного позже она брала меня за руку и отводила в школу. Угощала на переменках ароматными яблоками. Согревала последними тёплыми лучами солнца. Пристрастила меня к своему преданному «певцу и глашатаю» Сергею Есенину и всё читала мне его стихи нараспев. Ах, как я любила её все свои детские годы! Когда она уходила, я очень скучала по ней, вспоминая её волнующий волшебный запах – запах прелых листьев и дождевой влаги.
Каждый раз, когда приходила пора отправляться в университет набираться иноязычной науки, Осень подбадривала меня своими картофельно-морковными полями. Дарила букетики васильков, сорванных грязными от земли руками. Сулила новые встречи и дружбы. Давала обещания, что всё совсем скоро будет хорошо.
В те далёкие годы моя сестра была румяно-щекой крестьянкой в рябиновом венке с простодушным лицом и едва уловимой грустинкой в смеющихся глазах. Брала меня с собой по грибы, тащила на болота за брусникой и клюквой. Велела собирать урожай с овощных грядок и закручивать разносолы в банки на зиму. Когда же я поселилась на восточном побережье Северной Америки, Осень сделалась барыней – стала носить парчовые топорщащиеся платья с высоким воротником на королевский манер, вплетать рубины в волосы, вешать монисты из яхонтов и золота на свою лебединую шею. И, вообще, стала страшной модницей и задавакой. Стала ездить на виноградники и вкушать там молодое вино, задорно хохоча и подмигивая зевакам.
Именно она уговорила меня остаться в Америке – видите ли, для неё здесь нарядов много, выбирай любой фасон и любую ткань. Шёлк, бархат, вельвет, каракуль, мех…. Я осталась. Взамен на эту услугу она снова привела меня в школу, но уже в качестве учительницы. «Кому как не русскому учителю учить испано-язычных детей английскому языку?» – лукаво заметила она мне. И я снова с ней согласилась. Старшая сестра ведь плохого не посоветует.
Потом она выдала меня удачно замуж. Сделала прекрасный подарок – выбрала для свадьбы в ноябре по-летнему тёплый день.
Бывало, что моё сердце вдруг сжималось от тоски и душевных переживаний. Тогда Осень принималась плакать вместе со мной моросящим дождём и сушить мои слёзы сырым ветром. Потом она придумала научить меня писать стихи. Это помогло – они стали хорошим лекарством от хандры.
Несколько лет спустя, Осень поставила вопрос ребром: она очень хотела стать тётей, и ей не важно было, когда это случится, лишь бы побыстрее. Я собралась с духом, и на свет появились две маленькие прелестные девочки, сестрички. Осень вздохнула с облегчением: «Ну, теперь я спокойна. Они есть друг у друга. А у тебя есть я», – и улыбнулась своими озёрными с поволокой глазами.
И так всю жизнь: Осень балует меня роскошными подарками, даёт сестринские советы, опекает и защищает. «Спасибо тебе, сестра, что ты у меня есть», – шепчу я ей в ответ.
Анна Осипова
2020 10 01 Анна Клещ (Анна Осипова)Вот ноги – их две,
Я бегу по судьбе,
По осенним листкам
К пустякам…
Татьяна Смышляева
Тимур Нигматов
Рассказ «ТИМКА» (насквозь биографический)
Тимка, к прискорбию своему, не помнил, как появился на свет. Но когда позже узнал, как это происходит у человеческих и некоторых иных созданий, твёрдо решил, что его-то точно нашли в капусте. Правда, любимые папка и мамка утверждали временами, что его принёс аист, пару раз уронив по дороге.
Рос он обычным мальчуганом: пулял из рогатки по воробьям, жевал вишнёвую смолу, тырил недозревшие початки кукурузы по соседским огородам. Особо любил лето у бабушки с дедушкой и рыбалку с дядей. Часами Тимка мог сидеть на берегу местного прудика, не сводя глаз с поплавка. Правда, рыба ему попадалась мелкая, рахитичная. Поэтому Тимка жутко обиделся на неё, когда воду отравили какой-то химией. Несколько дней обитатели пруда всплывали кверху брюхом один за другим, с каждым часом становясь всё больше в размерах. «У-у-у, предатели, – думал Тимка. – Могли в мою уху отправиться, а теперь даже коты от вас носы воротят».
Потом началась война. Тимка не боялся слова, которого так пугались взрослые. Ему были жутко интересны светящиеся шарики, которые пару раз проносились низко в небе, будто прямо над соседними девятиэтажками. Папка объяснил, что это снаряды установки «Град», но Тимка так и не понял, почему градины светятся и не тают. Однажды, когда родители были на работе, с балкона Тимка увидел настоящую человеческую реку. То были люди, бежавшие от войны кто куда. Даже когда в соседнем дворе, в арыке, по утру нашли труп, Тимка не испугался и бегал с друзьями-товарищами смотреть. Вредные взрослые так и не дали приблизиться, отогнали любопытных.
Наверное, больше всего Тимка испугался, когда однажды вечером родители потащили его и сестрёнку с братиком на чердак их пятиэтажки прятаться от боевиков, которые могли рыскать этой ночью по району. Тимка сотоварищи много раз был на крыше и подползал к самому краю, рискуя сверзиться вниз и разбиться в лепёшку, но в ту ночь страх был совсем другой. На всю жизнь он запомнил едкий запах голубиного помёта и неудобную постель на шариках керамзита.
Дальше становилось всё хуже. Денег не хватало, продукты доставались с трудом, хлеб продавался по спискам. Сначала в домах выключили отопление, потом исчез газ, а затем и свет стали давать по часам. Холодными ночами Тимка делал уроки под свечой, укутавшись сразу в куртку и одеяло. И окончание войны ситуацию сильно не улучшило.
Как-то утром, будучи уже студентом, Тимка чистил зубы со свечой, стоявшей на раковине. И когда, прополоскав рот, поднялся и глянул в зеркало, увидел пламя на собственной макушке. Благо, вода была под рукой, и волосы почти не пострадали – насмешек однокурсников удалось избежать.
Потом Тимка долго и мучительно взрослел. Поднимался, но чаще падал, то разбивая в кровь колени, то набивая шишки на лбу. Влюблялся и был любим. И два эти часто противонаправленные понятия в случае Тимки почти всегда оказывались параллельны. У него появились две прекрасные дочери. И когда ему говорили, что они не похожи на отца, он искренне радовался этому. Потому как не хотел, чтобы дочки-красавицы были похожи на 40-летнего мужика, изрядно подпорченного временем и вредными привычками.
В какой-то момент Тимку вдруг стали называть дядей Тимуром, а иной раз – и по имени-отчеству. Тимка очень обижался, выискивал на антресоли верного старого друга – приставку Денди и с упоением отдавался игре.
А потом Тимка умер… Но произошло это не сейчас и даже не завтра, а спустя много-много лет, в однокомнатной «путинке» на берегу самого чёрного моря. И умирал Тимка жутко счастли-и-и-вы-ым, потому как маразм.
Надежда Регентова
Да, это я, Регентова Надежда на фоне песчаных дюн Финского залива и танцующих деревьев в сентябре.
Да, в ленинградской области такой сентябрь.
Он как мои стихотворения, переменчивый; то солнечный, совсем летний, а то вдруг холодным потоком повеет.
Творчеством занимаюсь давно. Но, пожалуй, организовать мне удалось его года три назад.
Поставила я его на рельсы, подкинула в топку дров (то-бишь, стихов), и, как, говорится, поехали).
https://vk.com/gloryday_progpoetry.
А вот и сборная наша с пианистом Иваном Розмаинским солянка) Счастлива, что у нас с ним сложился не только творческий, но и жизненный дуэт.
Ведь, это хорошо, когда понимают!
Выступаем регулярно, занимаемся сессионной «зумово-домашней» работой.